Посвятитель Фулька де Труа (Foulques de Troyes) ему равно предписывает верить не в лжепророка Иисуса, но в верховного Бога
[972]. Посвятитель Иоанна де Шуна (de Chounes) ему говорит: «Веруй только в Бога небесного, но не в Него»
[973]. Ниже прочтем важное показание Гальсерана де Теуса (Galcerand de Teus). Фульк де Труа сообщает весьма примечательную подробность: один из свидетелей его принятия, показывая образ Иисуса на кресте, произносит следующие слова: «Не доверяйте ему большого дела, поскольку он слишком юн»
[974]. Хотелось бы обратить внимание на данную фразу: она заключает глубокий смысл.
В показаниях, относящихся к началу догмы, исследуемой нами, это обыкновенно осуществляется в противопоставлении с Иисусом, определяемым лжепророком, высшего Бога, изображаемого в качестве истинного Бога, которому одному подобает верить. Именно этот смысл выражен в нескольких показаниях: «Веруйте в Бога небес, но не в Него. – Верьте не в Иисуса, но в высшего Бога».
Но стало бы заблуждением заключать из данных выражений, что Тамплиеры рассматривали этого высшего Бога как единственную силу, которой они обязаны культом. Они одинаково поклонялись идолу, и оный, как мы увидим, являлся вовсе не образом небесного Бога, но отображением низшего Бога, устроителя и господина материального мира, творца всякого дольнего блага и зла, того, благодаря которому зло было введено в творение, первоисточника всего, что появляется на свет, дабы как радоваться, так и страдать.
Определенные показания устанавливают, что божество, изображаемое идолом, было скорее злым Богом, демоном. Это maufe, следуя выражению Рауля де Жизи (de Gysi)
[975], и это слово на языке эпохи точно обозначает злого Бога, дьявола
[976]. Он же – дьявол преисподней согласно Петру де Монкаду (de Moncade)
[977]. «Как назывался этот идол?», – спрашивает инквизитор у Иоанна де Кассанаса (de Cassanhas). Он отвечает: «Демон, в которого я мог верить». Итак, тот же самый Иоанн де Кассанас нам сообщает, что его посвятитель, показывая ему идола, имевшего человеческий облик, ему говорит: «Вот друг Божий, который беседует с Богом, когда хочет. Воздай ему благодарность за добро, которое он вам делает, и он исполнит ваши желания»
[978]. Эти столь определенные понятия, сопоставленные с обозначением демона, данного тем же свидетелем предмету своего культа, ясно доказывают, что в теологии ордена злой Бог никак не являлся высшим Богом, но был Его другом, божеством в хороших отношениях с Ним, обладавшим достаточным могуществом, чтобы исполнять пожелания своих почитателей.
В отсутствие столь положительного показания, качества, атрибуты, данные Тамплиерами своему идолу, были бы достаточны, чтобы показать, что он вовсе не представал образом высшего Бога. Рыцари его призывали «как Бога и как спасителя» (статьи 49 и 50 обвинительного акта); больше того, как спасителя всего ордена
[979]. Они обращались к нему с христианскими словами: “Deus adjuva me”
[980]. Согласно им он мог их обогатить и дать всему ордену любой вид блага
[981].
Наконец, и это атрибуты, которые необходимо тщательно отметить, изображенное идолом божество обладало силой заставлять цвести деревья и произрастать землю (статьи 56 и 57). Эти определения не являются терминами обвинительного акта: они – те же самые выражения, коими пользуется брат Бернард из Пармы, второй из свидетелей, заслушанных во Флоренции, в важном документе, приводимом для чтения в конце исследования
[982]. То же самое показание в устах четвертого свидетеля Николая Регинуса (Reginus) и Якова де Пигаццано (de Pighaczano). Итак, в точности те же самые определения использовались инквизицией в Тулузе для обозначения злого бога альбигойских Катаров
[983]: новый проблеск посреди мрака.
Значит, высший Бог, отодвинутый в небесные пространства, чистый дух, чуждый миру, как и земному злу, совершенное существо, несовместимое с несовершенствами и страданиями дольнего мира; затем идет злой бог, устроитель материи, ее обрабатывающий и оплодотворяющий, заставляющий ее произрастать и цвести, который может спасти и обогатить своих верных, – именно отсюда происходят первые принципы теологии Тамплиеров, как ее можно вывести из их признаний.
Что касается Иисуса Христа, то Он не является ни посланником высшего Бога, посланного для спасения людей, ни даже творением злого бога, вызванного к жизни, чтобы ввести их в заблуждение, тем самым воспрепятствовав работе по спасению, которая должна совершиться благодаря идеальному Христу, обитающему не на земле, но в небесном Иерусалиме. Эти две идеи, образующие всякую христологию двух главных ветвей большой альбигойской секты, чужды Тамплиерам.
Их мнение о Христа наиболее грубое и свидетельствует о доктрине, весьма соседствующей с материализмом, каковой ее должно было ожидать от невежественных и сладострастных солдат, презирающих высокие философские умозрения. Для них Иисус, как и все другие, лишь человек из плоти и костей, разбойник, лжец, осужденный на смерть не для того, чтобы искупить прегрешения людей, но за свои собственные преступления. Если и есть пункт, который выделяется среди внушительной массы свидетельств, то это, конечно же, он.
Мы уже цитировали несколько показаний, собранных во Франции, как в 1307, так и в 1310 гг., где Иисус расценивался лжепророком; мы найдем много подобных и на страницах двух допросов, указанных в примечании
[984]. Признания, собранные в Тоскане, еще более четкие. Послушаем Гвидо де Чиччику (de Ciccica), третьего из свидетелей, заслушанных во Флоренции. Он приводит несколько глав, где он слышал исповедание следующей доктрины: «Иисус не является истинным Богом; это лжепророк. Он был распят не для спасения человеческого рода, но за свои собственные злодеяния; нельзя и не должно быть спасенным Им». Четвертый свидетель брат Николай Регинус воспроизводит ту же самую доктрину в мало отличающихся определениях. Он вспоминает, что два великих прецептора ордена Вильгельм де Нове (de Nove), великий прецептор Ломбардии и Тосканы, и Яков де Монтекукко (de Montecucco), на капитуле, проходившем в Болонье, говорили и проповедовали, что Христос являлся не Богом и не истинным Господом, но лжепророком; что Он претерпел смерть не для спасения рода человеческого, и что спасение, которое от Него невозможно было ожидать, происходит от некоей головы, находившейся в капитулярном зале, которую присутствующие почитали и которой поклонялись в качестве Бога. Там пребывало двести братьев, распростершихся перед идолом.
