Рыцарь из диоцеза Безансон Вильгельм де Жиак (Guillaume de Giac), принятый в Марселе братом Симоном де Кинсиаком (Simon de Quinciac), говорит, что на острове Кипр и в городе Лимессон (Лимассоль) он видел эту голову, являвшуюся объектом тайного культа рыцарей
[78]. Брат Гоше (Gaucher) видел тот же самый идол дважды на капитуле, состоявшемся в Париже, где рыцари ему поклонялись
[79]. Гиллерме де Арбле (Guillermey de Harbley), священник королевского дома, присягнул, что видел выносимую на двух капитулах, проводившихся визитатором Франции братом Гуго де Перодо, деревянную или серебряную позолоченную голову; видел он и поклонение ей, и сам притворялся будто бы это делает
[80].
Брат Жан-Дени де Таверниак (Jean-Denis de Taverniac) также утверждал под присягой, что видел эту голову шесть раз на шести разных капитулах и ей поклонялся. В основном эти капитулы проводились великим магистром Вильгельмом де Боже (Guillaume de Beaujeu), а после него Гуго де Перодо. Этот последний, принятый в орден своим дядей по отцу Гумбертом де Перодо (Humbert de Peraudo) в Тампле Лиона, одинаково клялся, что видел, держал и трогал рукой на капитуле, проходившем в Монпелье, одну голову, которой поклонялись все присутствующие братья: было ли это искренне, он не знает; что касается его, то он избегал ее и поклонялся ей лишь устами
[81].
Брат Жан де Тюрн, казначей парижского Тампля, говорил о голове, изображенной на картине, и под присягой утверждал, что поклонялся ей как и другие рыцари
[82].
Жан д'Анизиак (d’Anisiac) заявлял, что дважды на капитулах в Париже видел Жерара де Виллера, несущего какую-то вещь, но не смог различить, что она из себя представляла, поскольку место собрания освещалось тусклым огнем единственной свечи
[83]. В действительности, орденские капитулы, как и посвящения, проводились в тайном месте ночью или на рассвете
[84]. Они несли на себе торжественность мистерий: и когда посреди этих теней, пронизанных несколькими лучами тусклого свечения факела, братья склонялись над страшным металлическим идолом, не стоит удивляться тому, какой ужас и какое оцепенение при виде такого странного кощунства внушалось неофитам, которым посвящение в эти мистерии не искажало ни веры, ни простодушия. Но каждый обязан был клятвой сохранять тайну мистерий, а всякий касавшийся идола становился одним из наиболее влиятельных орденских начальников: так, некий рыцарь говорил Раулю де Прелю (Raoul de Presles), одному из важных сановников эпохи, что генеральный капитул ордена обладал настолько таинственной вещью, что если, к своему несчастью, ее кто-нибудь бы увидел, будь это сам король Франции, то никакой страх мучений не помешал бы членам капитула его убить
[85].
Как и во всех мистериях, античных или современных
[86], в таинствах Ордена Храма имелись свои степени посвящения, что было бы с высокой долей вероятности даже тогда, когда мы не располагали бы доказательством этого в собственном свидетельстве рыцарей. Вот брат Гуго из диоцеза Клермон определенно заявляет, что от нескольких своих товарищей по оружию слышал, как начальники ордена предавались оккультным практикам, которые не могли раскрываться перед нижестоящими членами
[87].
Следовательно, все те, кто не принимал участия в генеральных капитулах, не знали о существовании головы или вышеупомянутого идола: подобный факт проистекает из свидетельского показания одного из братьев этой категории, заявлявшего, что ничего не знает о голове, коей поклонялись, поскольку он никогда не присутствовал ни на каком из генеральных капитулов
[88].
Как видно, мы в изобилии располагаем свидетельствами существования идола, но независимо от этих доказательств наиболее маститые авторы меня снабжают еще неопровержимыми доводами. Так, я нахожу у Маттера важный фрагмент: «После отречения шло поклонение идолу, голове, очень разнообразной по форме и выразительности, а равно по материалу изготовления и цвету. Существовало огромное количество ее копий; тамплиеры их держали в своих шкатулках»
[89]. Четыре из них, по словам Вильке (Wilcke), нашли в Англии. Эта голова, как добавляет тот же автор, занимала место рядом с председателем собрания, и ее рекомендовалось доверять только тому, кто ее представлял
[90].
Мольденгауэр (Moldenhauer) не преминул напомнить (как я сам сделал выше, обратившись к подлинным источникам) об этой голове под № 58, предъявленной следственной комиссии, учрежденной в Париже. Аббат Баррюэль, которого я не люблю из-за его чрезмерной страстности, направленной против франк-масонства, но который все же не приводит никаких непроверенных фактов, говорит, что голова или идол вновь находится в ложах Венгрии, ссылаясь при этом на донесение фон Клейзера (de Kleiser) императору Иосифу II
[91]. Но особенно важно для нас то, что ученый господин фон Гаммер, президент Венской академии, описал несколько шкатулок из имперского кабинета и, более того, другую шкатулку, происходящую из Тосканы: они все совершенно аналогичны шкатулке, найденной в Бургундии
[92], и я обеспечил доказательство данной аналогии, сопроводив главное изображение с последней шкатулки тремя рисунками, позаимствованными у памятников, описанных господином фон Гаммером. Отметим больше: все шкатулки обладают тройным соотношением: соответствие, проявленное между ними, соответствие с мистериями гностических сект, соответствие с известными и признаваемыми самими тамплиерами оккультными практиками. Итак, эти шкатулки представляют собой наиболее полное свидетельское показание, которое можно предъявить против знаменитого ордена, коим я занимаюсь; более того, они представляют собой неоспоримое доказательство принадлежности этого ордена к гностицизму, и мы увидим к какому; ибо эта незаконнорожденная ложная религиозная философия приобретает все тона; но пока, как не удивиться тому, что в Германии нашлось определенное количество этих обвинительных памятников, хотя они столь редки в странах, где как и во Франции поднимался вопрос о виновности ордена. А смысл в том, что Германия является страной, где Орден Храма был наиболее сохранен
[93]): соборы в Майнце и Трире постановили в пользу его невиновности. Значит, рыцари пользовались там меньшим недоверием, чем в других местах; у нас же, несомненно, они спокойно не ступили бы и шага: тут все их заботы направлялись на исчезновение свидетелей, которые, не став однажды немыми, не сделались бы менее страшными.