Мне остается немного рассказать о других важных местах.
Неподалеку от Эссаруа
[779], в западном направлении от поселка и на расстоянии менее 2 километров, встречается, вверх по течению небольшого ручья, нечто подобное цирку
[780], эллипс которого занимает прекрасный источник с падающей каскадами водой
[781]. Это уединенное и одичавшее урочище, столь подходящее для мистерий и суеверий всех эпох
[782], несомненно, в Средневековье было свидетелем каких-то собраний или посвящений рыцарей из Вулена: таково влияние мест, дававших приют уже античным верованиям и суевериям и обладавших притягательной силой для ведомых к тайне людей. Как бы то ни было, оно расположено в непосредственной близости от родника Кав (de la Cave) и принадлежит господину графу де Шастенэ: отсюда совсем недалеко до места, где обнаружили при определенных обстоятельствах шкатулку
[783].
Недалеко от места обнаружения шкатулки некогда стояла часовня, называвшаяся Капеллой Святого Сира (Chapelle de St-Cyr). Следы от нее еще видны на возвышенности около Шателлено (Chatellenot), деревни, находящейся на небольшом удалении от Эссаруа
[784]; между прочим, скульптурный образ Святого Сира до сих пор в большом почтении в этом крае. Спорная часовня была отдана тамплиерам из Бюра Бенселеном д’Апреем (Bencelin d’Aprey) в 1189 году
[785]. Это место таинственных источников ла Кава
[786] является как бы срединной точкой между Бюром, где с 1120 года основывается первое учреждение тамплиеров Франции
[787], и Вуленом, штаб-квартирой одного из могущественнейших приорств ордена. Именно по причине важности вышеупомянутого великого приорства, я прилагаю в продолжение своего труда статистические данные о всех главных домах или прецепториях Франции, восходящих к Вулену. Думаю, что региональная историография мне будет за это благодарна.
К тому же, уединенное место, где обнаружили находку, было благоприятнее всякого другого для сокрытия от народного недоверия или от направленных против ордена ожесточенных преследований и дознаний столь обвиняющего свидетельства, каковым являлась шкатулка. Прецептории и главные командорства, в которых проводились великие капитулы, несомненно, позаботились укрыть в тайных местах поставленные в вину тамплиерам идолы и даже их уничтожить; находка оказалась своевременной: в Неизданных документах есть доказательство, что было известно о пятидесяти восьми головах или идолах
[788].
Разве удивительно, что крупное приорство Вулена обладало одной из этих голов или манихейских идолов, хранившейся в шкатулке того же самого происхождения? Из свидетельских показаний рыцарей видно, что идолы были, в общем, небольшими, чтобы их можно было легче спрятать из виду
[789]. Тем не менее, вопрос об идоле приорства не составляет проблемы, поскольку сам идол мы видим на одном из барельефов шкатулки.
Разве удивительно то, что в первые годы XIII века, когда крестоносцы, после взятия Константинополя в 1204 году, привезли в Европу разные виды рукописей, произведений искусства и археологических раритетов
[790], тамплиеры могли передать для одного из изначальных приорств Франции предмет, являвшийся драгоценным не только по своему исполнению, но и благодаря тайным доктринам сообщества Храма? Вещь настолько очевидная, что в глубине своего сознания я ее рассматриваю намного выше простой гипотезы. По всему Востоку в XII веке правил чувственный и самый извращенный мистицизм
[791]. С другой стороны, расколы всех видов, жаркие распри о двух естествах Иисуса Христа, распространение манихейства, пример друзов и гашишинов, множество причин, наконец, неизбежно воздействовали на воображение наших рыцарей
[792]; и всякий приходит к мысли, что как только проявились их могущество и влияние, они, как и два вышеупомянутых мной сообщества, пожелали иметь собственные посвящения и мистерии, и тогда манихейство, естественным образом, преподнесло им себя, составив их сущность.
Но древность шкатулки доказывает никак не смягченное западной примесью манихейство, представленное здесь, а чистое манихейство или катарство Святого Августина; на это, как мне представляется, читатель должен обратить особое внимание без всякой задней мысли, если он читал меня смело и терпеливо. Другой знак определенной древности шкатулки и всех ее аналогов это присутствие креста Ансаты, гностического ключа или креста из трех ветвей и, в высшей степени, античного, египетского, гностического и александрийского символа
[793], о котором никто не знал на Западе и после XII столетия. Этот символ представлен в избытке на другой шкатулке, найденной в Вольтерре (Volterra) в Тоскане: ее соответствие со шкатулкой из Эссаруа поразительна как по мистериям, так и по арабской надписи, являющейся той же самой, только с определенной перестановкой слов. Тосканская шкатулка также составляет часть кабинета господина герцога де Блакаса.
