История о детстве в маленьком городке и расовом неравенстве в штате Алабама в эпоху Депрессии получила восторженные рецензии и оставалась бестселлером почти два года. В 1961 году Ли получила за нее Пулитцеровскую премию. Снятая в 1962 году экранизация ее романа с Грегори Пеком в главной роли получила «Оскар» и тоже стала классикой.
Это был блистательный дебют. Со временем роман Ли стал чем-то большим, чем просто книга: он превратился в краеугольный камень для целой нации, чья культура становилась все более фрагментированной. В 1991 году Библиотека Конгресса попросила своих читателей назвать ту книгу, которая сильнее всего повлияла на их жизни, — «Убить пересмешника» уступила только Библии. За прошедшие годы было продано примерно сорок миллионов экземпляров, а может быть и больше, она была переведена на три десятка языков от шведского до урду. Она является обязательной для чтения по меньшей мере в семидесяти процентах американских школ.
Роман стал классикой при том, что он не подходил под сформулированное Марком Твеном определение классической книги, как «книги, которую люди восхваляют, но не читают». «Убить пересмешника» упоминают в фильмах, на телевидении, в бесконечном количестве других книг, в комиксах, мультфильмах, в словах песен. Люди называют эту книгу причиной того, что они сами стали писателями или адвокатами. Необычные имена героев стали знакомыми даже тем, кто уже много лет не перечитывал книгу, а может быть, и вообще ее не читал. Аттикус Финч. Глазастик. Страшила Рэдли. Необычные имена из Алабамы эпохи Депрессии теперь появляются на глянцевых страницах «Пипл» или «ЮЭс Уикли», когда знаменитости, как и множество обычных людей, называют своих детей Харпером, Аттикусом или Глазастиком.
По мере того, как росло культурное влияние романа, возрастало и число тайн, окутывавших жизнь Ли. Через несколько лет после того, как книга была опубликована, Харпер Ли почти полностью перестала давать интервью. Второй роман, о котором она когда-то говорила, так и не вышел. Редкие появления Харпер на публике становились сенсацией. Ее речи при получении очередной премии обычно состояли из одного слова: «Спасибо». Если она была особенно красноречивой, то речь увеличивалась в два раза: «Большое спасибо».
Из-за столь долгого молчания многие люди вообще предполагали, что Харпер Ли умерла. В 1993 году, когда ей было шестьдесят шесть лет, она сухо упомянула об этом в предисловии к еще одному изданию романа. Ли сообщила своим читателям, что она «все еще жива, но живет очень тихо».
К тому моменту, когда в 2001 году я получила свое задание, ей было семьдесят пять. В современном мире она невероятно любима и неизвестна. Она живет то на Манхэттене, то в своем родном городе в Алабаме. Вот и все, что мы о ней знаем. Ее полное имя Нелл Харпер Ли, но тесный круг друзей, охранявших ее частную жизнь, называет ее Нелл. Появляющиеся год за годом статьи «В поисках Харпер Ли» рассказывают о каких-то моментах жизни автора, увиденных издалека. Одна из газет описала дом, находящийся на окраине Монровилля и похожий снаружи на хижину «Дэвиде Кэтфиш Хаус» с его покрытыми линолеумом полами, и сообщила разведданные, полученные от официантки. Писательница и ее старшая сестра, адвокат Алиса Ли, всегда сидят за столиком в глубине зала. Обе они плохо слышат. Официантка точно могла сообщить, о чем они препирались и кто из них заплатит. Больше о ее жизни после создания одного из самых популярных романов двадцатого века ничего не было известно.
Ответы Ли на бесконечные просьбы об интервью варьировались между «Нет» и «Нет, черт возьми». Обычно от имени Харпер Ли отказывал ее литературный агент и издатель. В Монровилле Алиса работала юристом в старой фирме их отца, «Барнет, Багг и Ли», и кроме того выполняла роль привратницы при своей сестре, к которой все так стремились.
Я предполагала, что меня прогонят так же, как и многих других журналистов. В таком случае я смогу написать о маленьком городке, породившем автора и ставшем прототипом ее вымышленного Мейкомба. Но сначала мне надо было найти карту. И я взяла атлас.
Монровилль, как и Мейкомб, находится на юге Алабамы в глухой провинции. Он вдалеке от всех больших городов, рядом нет ни большого аэропорта, ни даже автотрассы. Несмотря на это, в городок, где живут шесть с половиной тысяч человек, постоянно приезжают литературные паломники со всего мира. Люди хотят посмотреть на воспроизведенное в фильме здание суда. Они хотят провести рукой по полированной балюстраде балкона, с которого в молодости Харпер Ли (как и Глазастик в романе и в фильме) смотрела, как ее отец вел дела. Они хотят пройти мимо того места, где Ли забиралась на куст персидской сирени вместе со своим другом детства и соседом Труменом Капоте. Верные поклонники романа, те, кто могут наизусть цитировать целые отрывки, хотят увидеть все в подробностях. Падают ли до сих пор ядовитые желтые ягоды с дерева на Алабама-авеню? На месте ли еще дерево и те два дома, где прошло их детство? Сохранилась ли еще та атмосфера детства в южном маленьком городке, которую воспроизвела Ли?
Готовясь к этому неожиданно возникшему путешествию, я, не испытывая особых надежд, отправила стандартную просьбу об интервью, зная, что вероятность положительного ответа так же велика, как вероятность снега в августе. Я собиралась полететь туда и попытаться передать читателям в Чикаго ощущение города, где выросла Харпер Ли, и где каждый год ставят пьесу в двух действиях, написанную по ее роману.
Библиотечная система готовилась к программе «Одна книга, один Чикаго» и рассчитывала на увеличение интереса к книге. Семьдесят восемь городских библиотек поставили на свои полки примерно две тысячи дополнительных экземпляров романа, включая переводы на испанский и польский языки. Ли отклонила приглашение города выступить перед читателями, но совершила редкий для нее поступок — отправила заявление в поддержку программы. Она написала: «Если жители Чикаго будут собираться в разных местах в городе, чтобы читать и обсуждать «Убить пересмешника», то это будет самой большой честью, какая только может быть оказана роману. Что может быть восхитительнее, чем встреча людей разного происхождения и разных культур, совместно использующих свое критическое мышление!»
Я, как и миллионы других людей, читала эту книгу в школе, когда была застенчивой четырнадцатилетней девочкой, любившей уроки английского языка, боявшейся математики и выступавшей в составе команды своей школы в кроссе в Мэдисоне, штат Висконсин. С первых же страниц я перенеслась из заснеженного вечера в покрытые красной глиной улицы в глубине штата Алабама времен Депрессии.
Теперь у меня было редакционное задание, билет на самолет и фотограф Терренс Джеймс, которого отправляли со мной. Я раньше не работала с Терренсом, но видела его в газете. Он афроамериканец, носит черные джинсы, сапоги и афрокосички до плеч. Он был в восторге от нашего задания, как и я.
По дороге в Алабаму мы с Терренсом все обсудили. Мы расписали, что собирались делать, куда хотели пойти и кого увидеть. В Атланте мы взяли машину и почти шесть часов ехали до округа Монро. Мы, как новички, напрасно полетели в Атланту: можно было бы купить билеты до Монтгомери, Мобила или до Пенсаколы на побережье Флориды. Все эти города были ближе. Но билет до Атланты стоил дешевле. И на карте наша дорога не казалась нам такой далекой, как в реальности. Эта поездка дала нам возможность представить себе географический контекст, в котором находился Монровилль. Когда ты, как большинство журналистов, прибываешь прямо на место событий, то что-то теряешь.
