Я собиралась возвращаться на работу, и мне надо было снова научиться переносить тяжести репортерской жизни. Хотя я уже выздоравливала, но все равно много времени проводила в постели и совершенно не приближалась к своей цели. Как и предсказывал мой ревматолог, мне в обозримом будущем предстояло оставаться на инвалидности. Я решила обсудить с сестрами Ли мысль о том, чтобы мне начать проводить больше времени в Монровилле и, может быть, снять там жилье.
Я подумала, что смогу начать собирать информацию для книги о тех местах, где зародился «Пересмешник», которые были показаны в романе как вымышленный округ Мейкомб. Я не знала в то время, захочет ли Нелл мне много рассказать, но Алиса сама по себе была замечательным сюжетом для книги. Когда она была уже на десятом десятке своей жизни и наши отношения стали очень тесными, она оказалась очень открытой. Друзья сестер Ли предсказывали, что Алиса будет постоянно поддерживать мое предприятие, а энтузиазм Нелл будет то увеличиваться, то спадать.
Я была потрясена тем, что Алиса не записала свои семейные истории. Она знала, что семьей, из которой они с Нелл произошли, еще долго будут интересоваться. Это было ясно, если вспомнить значимость «Пересмешника» для американской культуры.
Она очень хорошо писала. Нелл, вообще-то, однажды сказала мне: «В нашей семье настоящий писатель — это Алиса». Алиса любила историю. Она знала историю. Она могла снова и снова рассказывать так, как это никому не удавалось. Она схватывала детали и прекрасно запоминала их.
«Это не для меня», — сказала она, когда я спросила ее о записях. Она не объяснила, почему. Многие годы друзья и родственники мягко намекали, что ей следовало бы записать свои воспоминания. Она была главным авторитетом в сфере историй семьи Ли, да и всего города. Точность и аккуратность много значили для нее. Когда она не была в чем-то уверена, то не могло быть и речи об искажении фактов или приукрашивании. Она находила ответ или же признавалась, что не знает, как все было.
В те дни, когда это было возможно, я доставала диктофон и начинала медленный, осознанный и подчас восхитительный процесс записывания устных рассказов Алисы Ли, ее друзей и соседей по Монровиллю. Когда я так поступала, то казалось, меня подталкивала какая-то невидимая рука. Я понимала, что надо спешить. Алиса могла в любой день уйти, и тогда ее истории уйдут вместе с ней.
«Ты знаешь такую старинную африканскую пословицу: "Когда умирает старый человек, сгорает целая библиотека"? — спросил меня Том. — Когда Алиса умрет, библиотека сгорит».
Для долгого пребывания в Монровилле мотель явно не подходил. Но когда я стала искать квартиру, которую можно было бы снять на короткий срок, то нашла только посредственные места в удручающих тупиках. Я надеялась найти что-то вроде комнат для тещи, находящейся над чьим-нибудь гаражом, или маленький домик для гостей рядом с домом, где жила семья. Такие места там были. Мои приятели всех спрашивали, и я даже приехала в пару таких мест, но они или были уже заняты, или же не сдавались. В любом случае, я таким образом знакомилась с жилыми кварталами Монровилля и узнавала, какие районы здесь считались хорошими, а какие нет и почему.
Я спросила Тома, не знает ли он каких-нибудь старых людей, которые хотели бы сдать комнату и позволить мне пользоваться кухней. Это был бы не идеальный, но все-таки приемлемый вариант. Проблема заключалась в том, что несколько человек, которые, может быть, были и готовы на него, рассчитывали, что их жилец будет одновременно их помощником, а я не хотела связывать себя никаким твердым расписанием.
В один прекрасный день Дейл Уэлч сказала, что, может быть, можно будет снять дом, находящийся через два дома от того, где жили сестры Ли. Она знала его хозяев. Они собирались продать его, но могли согласиться и сдать.
Конечно же, я сразу подумала: «Ни за что». Я предполагала, что сестры Ли будут мягко говоря не в восторге, когда узнают, что журналистка из Чикаго станет их соседкой, даже, если они уже подружились с ней.
Я ошибалась. Нелл и Алисе понравилась эта идея.
Впрочем, им уже куда меньше понравилась предложенная владельцами арендная плата в шестьсот пятьдесят долларов в месяц. «Это разбой с большой дороги», — с возмущением сказала Нелл. И тогда Дейл сказала вслух то, о чем я уже сама думала: а что если попробовать снять другой дом, находившийся прямо рядом с домом Ли и выставленный на продажу? Я не хотела даже спрашивать ни о чем хозяина, не получив одобрения сестер Ли. Они поддержали меня и даже предложили порекомендовать меня их бывшему соседу, молодому человек по имени Уэс Абрамс. Не хочет ли он сдать дом? Оказалось, что хочет и просит всего четыреста пятьдесят долларов.
В тот день, когда мы с Уэсом познакомились, на нем была рубашка защитного цвета и джинсы. Его большая собака Бак радостно ходила за ним из комнаты в комнату по их старому дому. За год до этого Уэса перевели в Джексон, штата Алабама, город, находящийся в часе езды от Монровилля. Найдя там жилье, он выставил этот дом на продажу. При том застое, который царил на рынке недвижимости, одноэтажный дом с тремя спальнями в одном из наименее гламурных районов Монровилля продавался плохо. Дом оценили в восемьдесят тысяч долларов, он стоял напротив средней школы, и в нем был крытый переход от кухни-столовой со встроенными книжными полками к камину. В многоэтажных домах в том районе Чикаго, где я живу, совсем не выдающемся для центра города, за восемьдесят тысяч долларов можно получить два парковочных места на подземной парковке.
Мы с Уэсом договорились, что я буду снимать дом помесячно до тех пор, пока он не продастся.
Перед тем, как я переехала, дом пустовал уже несколько месяцев. Ну или во всяком случае там не жили люди. Но я была там не одна. Я поняла, что до меня здесь уже поселились шнырявшие повсюду пауки, тараканы ужасающих размеров и занесенная сюда из-за дождей крайне агрессивная плесень. Высоко на стене в маленькой комнате, где я поставила свой складной письменный столик, была прикреплена большая голова оленя, украшенная весьма впечатляющими рогами. С полки в другой комнате на меня смотрело что-то вроде чучела рыси, а рядом примостилось другое вышедшее из мастерской таксидермиста и неизвестное мне изогнувшееся существо. На кухне зеленые и белые тарелки были украшены изображениями уток.
Вещей у меня было немного. Я расставила свои книги, включая «Убить пересмешника» в мягкой обложке, постелила на кровати белье ярко-желтого цвета, которое мне одолжила Дейл Уэлч. Кровать была довольно высокой, с белой металлической рамой. Когда я сидела на ее краю, то ногами едва касалась пола. Пока я устраивалась, мне казалось, что холодные, как стеклянные шарики, немигающие глаза животных зловеще следили за мной, куда бы я ни шла.
Я подумала, не завязать ли им головы полотенцами, чтобы не видеть их глаз. Но потом решила, что так будет еще неприятнее и лучше просто не обращать на них внимания.
В ту первую ночь я с трудом смогла уснуть. Как ни странно, мне не хватало привычной какофонии чикагских улиц.
И вот я лежала в белой металлической кровати в доме, находившемся рядом с домом Нелл и Алисы Ли. Я поглядывала на окно Нелл, маленький квадратик с закрытыми жалюзи, из-за которых все-таки проникал свет. Мы находились так близко друг от друга, что смогли соорудить простейший детский телефон. Кому нужен мобильный, если у вас есть две металлических банки и моток бечевки? Точно так же поступили бы Глазастик и Джим.
