Примерно за полчаса до приезда в Монровилль мы съехали с автострады. На дороге 84 листва стала гуще. Повсюду стояли столетние дубы, покрытые занавесями пуэрарии. Пуэрария ползла по всем оврагам. Она забиралась на провалившиеся крыши заброшенных деревенских хижин. Она создавала такую плотную зеленую сеть, что начинало казаться, будто за ней кто-то прячется.
Дорога вилась вокруг холмов. Мимо громыхали грузовики, нагруженные только что срубленными деревьями. Терренс крепче схватился за руль. Мы увидели тот «островок среди пестрого моря хлопковых плантаций и густых лесов», который описывает Ли в своем романе. Теперь хлопок собирают большие машины. Это быстрее и дешевле. Во времена «Убить пересмешника» хлопок собирали целые шеренги мужчин, женщин и детей. Это была работа на удушающей жаре, от которой потом разламывалась спина и горели пальцы, так как приходилось вытаскивать пучки хлопка из коробочки и складывать их в джутовые мешки.
Иногда мы проезжали мимо заправок и магазинов, где были видны выцветшие белые надписи «Кока-кола» на облупившемся красном фоне. Мы остановились на одной из таких заправок. Казалось, что здесь все еще могут продавать кока-колу в маленьких зеленых бутылочках по шесть с половиной унций, в которые мой дед разливал ее собственноручно в городе Блэк-Ривер-Фоллз в штате Висконсин. Я проверила. Нет, даже здесь были только банки или пластиковые бутылки. Рядом с кассой и ящиком «Марша гривенников», благотворительный организации, стояла огромная пластиковая миска со сваренными вкрутую яйцами в уксусе. Рядом была еще одна миска, где в рассоле плавало что-то розоватого оттенка. Это была маринованная свиная нога. Ни того ни другого я никогда не пробовала. Лучше я пока буду пить диетическую колу.
По мере нашего приближения к Монровиллю, передачи NPR было слышно все хуже. Теперь мы могли выбирать между музыкой кантри, консервативными комментариями современных событий или огненными проповедями. За каждым поворотом нам встречалась церковь из красного кирпича или же маленькая белая церквушка со шпилем, устремленным в синее небо, и кладбищем позади. Большинство из них принадлежало баптистам, но были и методистские, и пятидесятнические.
На лужайке между школьным зданием из красного кирпича и заросшими кудзу деревьями мы разглядели баскетбольную площадку. На ней играли юноши. Молодые девушки смотрели.
Терренс притормозил и посмотрел на меня.
«Ну, давай», — сказала я.
Мы остановились на примятой траве, где были припаркованы другие автомобили, наша арендованная машина казалась подозрительно сверкавшей и новой рядом с большими широкими шевроле, которые не разваливались только благодаря запасным частям и большой выдумке. Пока мы шли вдоль площадки, люди, не стесняясь, глазели на нас с Терренсом. У него на шее висел большой фотоаппарат. Да и он сам довольно высокий. Мой рост пять футов и три с половиной дюйма, у меня голубые глаза, светлые волосы и то, что милосердно называют алебастровой, то есть белой до бледности кожей. Мое лицо было единственным белым в толпе.
Мы объяснили, зачем приехали, и просто поболтали с собравшимися. Это была наша первая возможность познакомиться с округой, понять, что люди могут рассказать о жизни в этих местах. Задавали ли им читать «Убить пересмешника» в школе? Некоторым да. Большинству нет. В первый, но далеко не в последний раз я порадовалась, что у нас различные социальные роли: мужчина и женщина, черный и белая. Конечно же, как только мы открыли рот и заговорили, наш акцент показал, что у нас было общего. Мы оба были янки.
Пока мы разговаривали с этими молодыми людьми, жара постепенно спадала. Я взглянула на часы. Было 6:35 вечера. Это время фотографы называют золотым часом, магическим промежутком, когда все вокруг купается в мягком свете и, говоря словами художника Джеймса Уистлера, «к обычным вещам прикасается тайна, и красота их преображает».
Терренс согнулся, чтобы сфотографировать с выгодной точки двух игроков в уличный баскетбол.
Начался легкий дождик. Он придал нежную мягкость спертому августовскому воздуху. Когда он пошел, Терренс надел крышечку на объектив. Я закрыла свой блокнот от падавших капель. Один из молодых людей помахал нам рукой: «Приходите снова в любое время».
Мы с Терренсом продолжили двигаться по направлению к Монровиллю по двухполосному шоссе. Нам нужно было в темноте найти дорогу к отелю «Бест Вестерн» на окраине города, а завтра встать пораньше, чтобы в первый же день проинтервьюировать как можно больше народу.
По мере приближения к городу ощущение пребывания вне времени вдруг оборвалось. Возникли названия знакомых сетевых магазинов. В «Бест Вестерн» наши комнаты выходили на привычные парковку и ограду. За широким полем нежно светились огни «Дэвиде Кэтфиш Хаус».
Чтобы раздобыть нам ужин, я принялась бросать четвертаки в стоявшие на улице автоматы. Я вытащила крекеры с ореховым маслом из глубины автомата и с блажеством приложила ко лбу холодную банку диетической колы. Ощущался какой-то непонятный запах. Это не был запах большой урны в холле, его приносил легкий ветерок со стороны поля. Запах был похож на тот, что бывает рядом с бумажной фабрикой, с каким-то горьким привкусом, как от вареной капусты. Позже я узнала, что так пахнут удобрения.
Это был бедный округ в бедном штате. Куда делись те рабочие места, которые здесь создавала компания «Вэнити Фэйр»? Этот производитель одежды открыл тут магазин в 1937 году и был главным двигателем экономики города, который помог ему продержаться в самые тяжелые годы Депрессии. Они создали много рабочих мест для мужчин и впервые для женщин за ту же зарплату. Но большая часть производства в последнее время была перенесена в какие-то другие места. Деньги, которые туристы тратили на еду и мотели, не компенсировали те, что были потеряны из-за сокращений и закрытия предприятий. Уровень безработицы в Монровилле достиг восемнадцати процентов.
Терренс постучал ко мне в дверь. В округе Монро сухой закон сохранялся еще с двадцатых годов, а в округе Конека — нет. Теренс предложил купить выпивку за границей округа. Мы прошли мимо «Расфасованных товаров Ли», не имевших никакого отношения к сестрам, и обернулись. Это место было одновременно заброшенным и негостеприимным. На зарешеченных окнах виднелись облезшие рамы. Рядом с нами была только надпись «Добро пожаловать в округ Монро» и магазин, а дальше шли сплошные поля.
Колокольчик на дверях возвестил о нашем появлении. Грузная молодая белая женщина за прилавком взглянула на нас. Смотрела на нас и азиатская женщина средних лет, вышедшая из задней комнаты. Они не улыбались, а просто смотрели без всякого выражения. Они оценивали своих освещенных резким светом покупателей. Мы, похоже, не должны были создать им проблем.
Мы вернулись в мотель и быстро выпили в округе с сухим законом.
— Мне только полстакана, спасибо, — я хотела еще до завтра просмотреть свои записи.
— Вот тебе полстакана.
Терренс налил мне вино во взятый из ванной мотеля стакан.
Он предложил тост.
— За Монровилль.
