— Ты не возражаешь, если мы остановимся у кладбища?
Я не возражала.
Она знала, куда ей нужно было на кладбище, и притормозила рядом с несколькими надгробиями. На них были написаны незнакомые мне имена. Она ничего не сказала мне о том, кто здесь похоронен, а я не спросила. Что-то напомнило ей одну историю, и она широко улыбнулась.
— Алиса рассказывала тебе, как у тети Алисы и кузины Луи возникли проблемы на кладбище? — засмеялась Нелл.
Я, безусловно, слышала о других проделках тети Алисы, но ни одна история не была связана с кладбищем.
«Понимаешь, кузина Луи отвезла тетю Алису и пару других старых дам на кладбище». Это произошло не в Монровилле, а, кажется, в Атморе. Они посетили несколько могил и прекрасно прогуливались, как это бывает на кладбище. Затем Луи, которая сидела за рулем, подала назад и наехала на какой-то заросший травой бугорок, — скорее даже на маленький крутой холм, — и попыталась переехать его. Автомобиль застрял и сидел, как черепаха на коротком шесте.
Луи попыталась подать вперед. Ничего не вышло. Она попыталась выехать задним ходом. Не получилось. Они застряли. Дамы выглядывали из окон машины. Им пришлось бы наполовину выходить, наполовину выпрыгивать из машины. А потом надо будет еще придумать, что делать дальше.
Луи кое-как вылезла из-за руля машины на траву. Она сделала несколько шагов назад и обдумала ситуацию. Затем обошла вокруг машины, которая твердо сидела на вершине заросшего травой бугра, и сообщила об увиденном тем, кто оставался в машине.
— Нам надо решить задачку по физике, — заявила Луи.
Тут Нелл расхохоталась и хохотала так сильно, что я так и не узнала, каково же было решение этой проблемы.
Через много лет Алиса тоже оказалась в затруднительном положении, о чем Нелл узнала только задним числом.
Алисе было тогда около семидесяти лет. Она возвращалась в Монровилль с очередной методистской конференции, на этот раз из Далласа. Она уже собиралась сесть на междугородний автобус, когда поняла, что ее сумка открыта и бумажник исчез. Кто-то засунул руку в сумку и вытащил бумажник.
«Я уже показала водителю свой билет, но у меня пропали все документы». И не было ни гроша, чтобы доехать до дома. Она села на свое место.
В это время с заднего сиденья кто-то протянул ей руку. Какая-то незнакомка поняла, в какой ситуации оказалась Алиса, посочувствовала ей и протянула бумажку в двадцать долларов. Алиса испытала облегчение и благодарность. Она записала адрес своей благодетельницы, чтобы позже вернуть ей деньги. Теперь у нее было на что поесть в дороге.
Когда Алиса вернулась домой, она должна была получить новые водительские права и другие документы, находившиеся в украденном бумажнике. Она сразу же отправила чек с деньгами той женщине, которая ей помогла, и подарок, чтобы выразить свою благодарность. Это была ночная рубашка и халат, красивый летний пеньюар, купленный в «Вэнити Фэйр». Она рассказала Нелл о доброте этой неизвестной женщины.
А Нелл, ничего не говоря Алисе, решила тоже выразить ей свою благодарность. Она отправила той женщине подписанный экземпляр «Убить пересмешника» со словами «То, что вы сделали для моей сестры, вы сделали и для меня».
Можно себе представить, как была удивлена та женщина, открыв свой почтовый ящик. Цена экземпляра книги с автографом, как в долларах, так и с моральной точки зрения, была очень высока. Но тогда были такие времена.
Глава девятнадцатая
За те четыре месяца, которые я снимала дом рядом с сестрами Ли, установился некий распорядок дня, и ритм этой жизни стал таким же предсказуемым, как звон колоколов в полдень в методистской церкви на Пайнвил-роуд.
В воскресенье после обеда Алиса оставляла для меня входную дверь открытой, в оговоренное время я заходила к ним, закрывала за собой дверь и пододвигала низкое кресло-качалку к ее креслу. Обычно я брала у нее интервью несколько часов и все записывала. Вскоре она уже привыкла останавливаться на полуслове, когда я быстро меняла кассеты в диктофоне, переворачивая их каждые тридцать минут. Я нажимала кнопку записи, ставила маленький черный диктофон, и она продолжала говорить ровно с того же места, где остановилась. Я волновалась, что наши встречи будут для нее утомительными, но на мои слова: «Мне надо бы дать вам возможность спокойно провести вечер», — она обычно отвечала: «Еще нет, если только тебе самой не надо уходить». «Еще нет» часто длилось час, и я всегда радостно его приветствовала.
По будням Нелл часто приглашала меня после обеда выпить с ней кофе в «Макдоналдсе». Мы сидели в секции слева от главного входа или за первым столом справа. Я ездила с ней забирать Алису после работы, а потом мы еще шесть минут ехали до маленького озера внизу у холма, где стоял Общинный дом, и кормили там уток и гусей. Когда Нелл медленно подъезжала и доставала из багажника коробку от десерта «Кул Уип», то утки приветствовали ее так громко, как это могут делать только утки. Они взволнованно бежали, переваливаясь, по траве между озером и асфальтом еще до того, как Нелл останавливалась. Они узнавали ее машину.
Иногда мы с Нелл ездили в прачечную. Она знала, что у меня тоже не было стиральной машины, и приглашала меня поехать с ней.
«Мне просто необходимо попасть в прачечную», — говорила я ей, когда у меня не оставалось ничего чистого и откладывать стирку дальше было нельзя. Я была готова сесть за руль. Нелл в последнее время ездила слишком близко к краю дороги, и это было довольно нервно, однажды она с громким треском задела почтовый ящик, стоявший у дороги, но не услышала этого. Но я понимала, что настаивать не стоит. Вождение машины означало независимость, и это был болезненный вопрос.
Нелл предпочитала ездить в прачечную в другой город — Эксель. Думаю, дело было в том, что здесь было меньше шансов, что кто-то ее выследит, но я не задавала вопросов. Я просто приходила к ней со своими наполненными грязной одеждой пакетами, укладывала их в открытый багажник и ждала, пока она выедет.
Во время поездки мы обсуждали новости, книги и общих друзей и так добирались до Экселя. Ее ум был таким же острым, как всегда, но зрение ухудшалось. Ее периферическое зрение было лучше, а вот прямо перед собой она видела плохо. Она заехала на парковку перед прачечной, когда до машины, стоявшей на соседнем месте справа от ее бьюика оставалось девять или десять дюймов. Я выдохнула, втянула живот и попыталась протиснуться между двумя машинами.
Она бы огорчилась, если поняла, что хоть в чем-то меня обеспокоила. Мы все знали, как она раздражается из-за своего плохого зрения, как и из-за плохого слуха, и понимали, что это раздражение быстро могло обратиться против нас.
Засунув белье в стиральные машины, мы отправлялись в находившуюся поблизости «Мэйн-стрит Дайнер» и наливали там сливки в керамические кружки с горячим кофе.
Я передала Нелл свой недавний разговор с Алисой о ее возвращении в Монровилль в 1945 году после того, как она получила адвокатскую степень в Бирмингеме.
