Вечером этого дня я отправила Алисе факс из Ньюнана, штат Джорджия, что Нелл, хоть и была навеселе, помогла мне выехать на 85‑е шоссе, и мы легко доехали. Нелл сделала приписку к моему факсу, подтверждая наше прибытие, и подписалась: «Доди». Это было детское прозвище. По рассказам семьи, она получила его, когда неправильно произносила какое-то слово, говоря «доди».
Проехав еще день и выпив много чашек кофе, мы остановились в очередном Хэмптон Инн, во Фридериксбурге, Вирджиния. Я умудрилась заблудиться в поисках «Бонфиш грилл», рыбного сетевого ресторана. К тому моменту, когда я въехала на стоянку, мы обе очень устали, и после дня, проведенного в машине, ныло все тело. «Я угощаю», — сказала Нелл. Она хотела, чтобы мы спокойно поужинали в хорошем месте.
Но оно было не таким тихим, как мы себе представляли. Молодые мужчины и женщины, все еще в деловых костюмах после работы толпились в баре и перед ним. Официанты носились туда-сюда, и люди громко говорили по мобильным телефонам. Нелл посмотрела на все это и опустилась на скамейку, где сидели те, кто ожидал свободных столиков. «Господи помилуй», — сказала она.
За ужином у нас зашел разговор на мрачную тему, которую все обсуждали в Монровилле. Речь шла о шокировавшем всех в прошлом году жестоком убийстве всеобщего любимца, местного доктора и его жены. Скоро должен был начаться суд над тридцатиоднолетним приемным сыном этой пары, Тимоти Джейсоном Джонсом, который был известен своей наркотической зависимостью и злобным характером. Обвинитель собирался потребовать для него смертной казни, и большинство жителей города были с ним согласны. Задуматься заставляла только длительная наркотическая зависимость Джонса. Похоже, что преступление было совершено из-за спора о деньгах, которые были нужны ему для покупки наркотиков.
Мог ли человек, страдавший от зависимости, нести полную ответственность за свои действия, даже если он постоянно отвергал попытки своих родителей помочь ему наладить нормальную жизнь?
Во время одного из воскресных разговоров с диктофоном между Алисой, сидящей в раскладывающемся кресле, и мной — в кресле-качалке, я спросила, что она думает об этом деле. И каково ее мнение относительно смертного приговора?
— Мало кто испытывает больший ужас при мысли о том, что он сделал, чем я, — сказала Алиса, — мы дружили с доктором Джонсом и его женой. Но моя вера говорит мне, что в каждом человеке есть искра божия. Я не хотела бы быть среди присяжных, которые пошлют его на смерть.
Когда я передала эти слова Нелл, та наклонилась вперед.
— Так она и сказала? Это поразительно.
— А вы не обсуждали с ней это дело?
— Ну не с этой точки зрения. А что ты думаешь об этом?
— Мне кажется, есть правота у обеих сторон. Но я противник смертной казни. С ней связано слишком много проблем. Кого казнят и за что. И сама мысль о том, чтобы казнить людей…
Нелл кивнула.
— А что вы думаете? — спросила я.
— Я тоже понимаю обе стороны, — ответила она. У нее не было твердого мнения о том, как должно разрешиться дело Джонса, как и о смертной казни в целом.
Я подумала, если бы она все еще писала, могло бы такое дело вдохновить ее на создание романа? Описание суда в «Убить пересмешника» все еще изучают в некоторых юридических школах. Людей завораживают ее мысли о таких социальных проблемах, как например уголовная юстиция. А книга «Хладнокровное убийство» рассказывала о том, как два убийцы двигались навстречу своему повешению.
Впрочем, бессмысленно было об этом рассуждать. Она не собиралась этого делать. Это просто была еще одна книга, которая могла бы стоять на воображаемой полке ее произведений. Я всегда огорчалась, когда представляла себе этот ряд несуществующих книг. Огорчалась при мысли о том, что могла бы сделать Нелл и как бы она гордилась плодами своего таланта, своего внутреннего мира. Огорчилась за всех нас, кому так понравились бы эти книги. Но это было ее решение, и она его приняла, пусть даже постепенно, с годами, по целому ряду причин, начиная с того, что ей было невероятно сложно соответствовать тем ожиданиям, которые породил у читателей роман «Убить пересмешника».
Из разговоров с Алисой и Томом я поняла, что они считали это главной причиной. Том знал, что эта тема была неприятна Нелл. Он предпочитал сам не начинать подобные разговоры и дожидался, чтобы она сама об этом заговорила. И Нелл время от времени действительно заговаривала. Он вспомнил одну их беседу, когда они засиделись за бутылкой скотча.
— А тебя никогда не удивляет тот факт, что я больше ничего не написала? — спросила его Нелл. Она сказала это без связи с предыдущим разговором, но за вопросом чувствовалось определенное напряжение.
Том остановился и с легкой улыбкой посмотрел на нее.
— Удивляет меня, как и миллионы других людей.
Том сказал ей, что понимает, как сложно было бы соперничать с успехом «Убить пересмешника». Он начал развивать эту мысль, но она его перебила.
— Глупости, — сказала она, — есть две причины. Во-первых, я ни за какие деньги не хотела бы снова пережить все то напряжение и ту рекламу, через которую я прошла с «Пересмешником».
Том кивнул.
— Во-вторых, я сказала то, что хотела сказать, и не хочу повторять это.
Том снова кивнул, но про себя, как он позже рассказывал мне, подумал, что не слишком доверяет озвученной второй причине. Конечно, ей было виднее. Только она могла судить.
Но по его наблюдениям, она могла бы много еще сказать. Очень много. Темы семьи и веры, расы и религии, характера и общины по-прежнему оживляли ее в разговоре. Тому, у кого было так много мыслей и кто оставался писателем до мозга костей, кому было неважно, публиковалась ли она в течение многих десятилетий, конечно, было что сказать. Разве нет?
Позже во время нашего путешествия, когда мы уже приближались к Нью-Джерси, я снова предложила Нелл довезти ее до Манхэттена. Я знала, что это будет нелегко, но мне казалось, что я должна была доставить ее до двери.
— Даже не думай об этом. Это было бы слишком тяжело. Я хочу сесть на поезд. Так будет лучше и для тебя, и для меня.
Рано утром мы с Нелл приехали на вокзал в Принстон Джанкшен. Это было причудливое каменное здание с деревянными скамьями для пассажиров, ожидавших поезда. Все свои вещи кроме тех, которые были ей нужны в нашей поездке, она отправила по почте, так что у нее был легкий чемодан. На станции было немного людей, большинство деревянных скамей были свободны, и мы уселись в спокойном местечке. Я охраняла ее чемодан, а она подошла к окошку и купила себе билет до вокзала Пенн.
— Огромное спасибо, дорогая, — сказала Нелл, — желаю хорошо провести время с друзьями. Осторожнее за рулем.
Подошел поезд, и Нелл вместе с небольшой группкой других пассажиров села в вагон. Двери закрылись, и он отошел от платформы. Она уехала.
Я сблизилась с моими друзьями, жившими в Нью-Джерси, когда мы вместе учились в университете в Джорджтауне. Посетив их, я решила проехать двенадцать часов до Чикаго, а не возвращаться в Монровилль. Это было легче, потому что потом все равно пришлось бы лететь в Чикаго, чтобы совершить очередные походы к врачам и повидаться с друзьями и родными, особенно с моими маленькими племянниками Томми и Эндрю. Дома я получила письмо из Нью-Йорка. Нелл благодарила меня за путешествие и за хорошую компанию.
