— Они неправильно написали имя? — спросила Айла.
— Нет, — сказала Нелл.
— Вот что было написано на торте, — я вырвала листок из блокнота, написала несколько слов и передала их через стол Нелл. Та молча прочла их, а потом откинула голову и захохотала на всю комнату.
— О! — воскликнула она. — Какая прелесть!
Она передала листок Джуди, чтобы они с Айлой тоже смогли прочесть неправильную надпись на торте: «Поздравляю, Джулия. Поэтический сюрприз, 2005».
Я тоже рассмеялась.
— Этот торт стал главным событием вечеринки. Каждый раз, когда кто-то еще приходил, кто-нибудь закрывал его крышкой, рассказывал новоприбывшему, что там должно было быть написано, а потом поднимал крышку.
— И теперь это к ней прилипло, — сказала я им, — теперь ее зовут «Поэтический сюрприз».
Нелл и Алиса быстро осознали разницу между успехом и славой, поэтому присужденная Нелл в 1961 году Пулитцеровская премия остается для них тихим источником гордости. Время объявления награды имело особый смысл, так как их обожаемый отец дожил до этого достижения Нелл.
Иногда нам с Нелл напоминали о необыкновенном и продолжительном воздействии ее романа на всю страну. Как-то утром, когда мы ели скромный завтрак в «Тэйст ту Лав», Нелл вздохнула и призналась, что она постоянно откладывает выполнение одного дела. Лора Буш написала Нелл письмо с благодарностью, и Нелл надо было придумать, что ответить первой леди.
Одна из наших подруг поставила на стол свой пластмассовый стаканчик с кофе и бросила на Нелл озорной, но сочувственный взгляд.
— Знаю, знаю, — сказала она, — я тоже никогда не могу придумать, что сказать, когда надо ответить на письмо первой леди.
Нелл засмеялась вместе со всеми.
Затем мы неожиданно заговорили об Опре Уинфри. Она хотела взять «Убить пересмешника» для своего невероятно популярного телевизионного книжного клуба и позже с восторгом поведала аудитории о своем обеде с Нелл в отеле «Уолдорф».
Опра сказала, что писательница сразу же создала непринужденную обстановку. «Мне казалось, что это была встреча двух давних подружек». Но вот только по поводу книжного клуба они так и не смогли договориться. В последней части передачи Опра рассказала, как это было, изобразив южный акцент Нелл.
«Ты знаешь, кто такой Страшила Рэдли? — спросила ее Нелл, — так вот, это я». Она опасалась того огромного внимания к себе, которое последовало бы за выбором Опрой ее книги.
Однажды Нелл сказала, что ей снова позвонила Опра из Южной Африки, где она организовала школу для девочек. На этот раз она приехала туда, чтобы отпраздновать день рождения Нельсона Манделы.
— Я спросила, что она подарила ему на день рождения, — рассказала Нелл, — а та ответила: «Библиотеку». Вот так вот.
Нелл засмеялась и с одобрением покачала головой.
В другой раз, когда мы пили кофе в «Бургер Кинге», Нелл спросила меня:
— А что ты думаешь о Снеси Спейсек?
Может быть, она размышляла об очередном просмотре фильма.
— Она мне очень нравится.
Я совсем недавно видела ее в фильме «В спальне», поставленном по рассказу Андре Дюбюса. Мы обсудили этот фильм и техасский акцент Спейсек. Потом Нелл сказала, что Спейсек будет читать «Убить пересмешника» для аудиокниги.
Позже Спейсек написала в своей автобиографии «Моя необыкновенная обыкновенная жизнь», что запись романа Харпер Ли была одним из лучших событий в ее жизни.
Начав общаться с Нелл каждый день, можно было забыть, как много людей объединяло отношение к ее роману: не только то, что они его читали, но и то, как он их захватил. Такое влияние, создающее связи между людьми, трудно определить. Как измерить воздействие книги за пределами огромных продаж или списков «Десяти самых любимых книг всех времен», обнаружить то, что оказывается чем-то более глубоким, что создает связь между читателями и книгой, между самими читателями и целыми поколениями? Я представляла себе это воздействие в виде шелковой нити ржавого цвета, как почва в округе Монро или почва в округе Мейкомб. Или цвета красной глины. Она проходила сквозь другие книги и фильмы, была для многих американцев частью обучения в школе, общей точкой отсчета.
И все это было связано с первой книгой, написанной женщиной, которая регулярно бросала вместе со мной четвертаки в стиральную машину в прачечной Экселя.
Глава тридцатая
Нелл пора было отправляться в Нью-Йорк. В 2005 году для сборов было назначено 4 июля. На следующий день ее приятель должен был отвезти ее в Бирмингем, откуда отправлялся поезд в Нью-Йорк.
Вечером перед отъездом Нелл я подняла москитную сетку на их двери и повесила на ручку входной двери очередной пластиковый пакет из бакалеи «Винн-Дикси».
Там были вещи, которые могли ей понадобиться в дороге, письмо и написанная в 1949 году книга Э. Б. Уайта «Вот он, Нью-Йорк».
Хорошо, что книга была такой тонкой. Я хотела опустить москитную сетку так, чтобы никто из проходивших мимо не заметил пакета. Не стоит давать повод для предположений, что в этом доме никто не живет, хотя в данном случае обе сестры были дома.
Я знала, что ей нравилась эта книга так же сильно, как и мне. И даже сильнее, если вспомнить о ее глубокой привязанности к тому городу, который Уайт возрождает на страницах книги. Изначально он писал этот текст для журнала «Холидэй». Уайт ходил по улицам Нью-Йорка и замечал мельчайшие детали, вплоть до перевернутых ящиков от апельсинов, на которых сидели на свежем воздухе и отдыхали от жары семьи, задыхавшиеся в раскаленных домах в трущобах. Дело было во время небывалой жары летом 1948 года. Уайт печатал свою книгу в ужасающе жаркой комнате отеля.
На обложке издания 1999 года, выпущенного к столетнему юбилею писателя, помещена коричневатая фотография, сделанная примерно в 1935 году, изображающая Э. Б. Уайта, идущего по улице на Манхэттене в плаще и фетровой шляпе. Эта книга толщиной не больше, чем в полдюйма, была настолько мала, что я могла, расправив пальцы, прикоснуться сразу ко всем четырем ее сторонам, держа ее, как баскетбольный мяч.
— Не надо отвечать на это письмо, — написала я Нелл, — у вас и так много других дел перед отъездом. А если вы сегодня ночью будете гордиться своим путешествием и захотите перечитать «Вот он, Нью-Йорк», то вот мой экземпляр». Я рассказала, что находилось в пакете, приготовленном ей в дорогу, и сообщила, что нашла тот отрывок, который она рекомендовала мне прочесть в полной увлекательных подробностей истории Англии Томаса Маколея.
«Вы с Алисой скоро сделаете меня образованной женщиной, — писала я в записке, — я нашла описание Маколея отставки Гастингса». В одном из наших разговоров был упомянут этот отрывок, где описывался длившийся шесть лет суд по обвинению в коррупции Уоррена Гастингса, британского генерал-губернатора Индии.
