– Пошла вон, Служанка, – сказал он, едва оторвавшись от хихикающей Джорджии.
Ревность пронзила сердце и заполнила грудь. Такой реакции своего тела я совершенно не ожидала. Боль. Позор. Вожделение. Я ненавидела Вишеса. Он был жестоким, бессердечным, до краев наполненным ненавистью. Говорили, что его мать умерла, когда ему было всего девять, но сейчас ему восемнадцать, и у него появилась прекрасная мачеха, которая позволяла ему делать все, что заблагорассудится. Джозефина казалась милой и заботливой.
Так что у меня не получалось найти причины его жестокого поведения со всеми. И особенно со мной.
– Нет. – Несмотря на бушующую внутри ярость, я старалась сохранять видимую невозмутимость. – Мне. Нужен. Учебник, – медленно произнесла я, словно говорила с идиотом. – Просто скажи мне, где его взять. И я оставлю его у дверей, когда закончу. Это самый простой способ избавиться от меня и вернуться к своим… занятиям.
Джорджия, возившаяся с его молнией, зарычала и на мгновение отстранилась от Вишеса. Кажется, девушку совершенно не смущало, что он уже успел расстегнуть ее белое платье-футляр на спине.
– Ты серьезно, Минди? – закатив глаза и неодобрительно надув губы, спросила она, хотя прекрасно знала, что меня зовут Милли. – Тебе что, больше нечем заняться? Он же совершенно не в твоей лиге!
Несколько секунд Вишес рассматривал меня с нахальной улыбкой на лице. К сожалению, даже сейчас любой бы назвал его красивым. Черные блестящие волосы венчала модная стрижка с выбритыми висками и длинными прядями на затылке. Сверкающие бесчувственные глаза цвета индиго пытались затянуть в свои глубины. И я не знала, как сопротивляться им. А кожа казалась такой бледной, что невольно возникало сравнение с пугающим приведением.
Как художница, я частенько засматривалась на Вишеса, любуясь его чертами. Его скулами и острым изгибом подбородка, соединенными плавными линиями. Но при этом четкими и выделяющимися. Он был рожден, чтобы его рисовали. Настоящий шедевр природы.
И Джорджия тоже это понимала. Несколько дней назад в раздевалке после физкультуры она обсуждала Вишеса со своими подругами. Одна из них тогда назвала его красивым парнем, Джорджия поправила: «Но за красивым лицом скрывается уродливый человек». Обе рассмеялись.
«Но кого это волнует? – через минуту продолжила ее подруга. – Я бы точно закрыла на это глаза».
И что самое ужасное, я не могла винить их за это.
Вишес был успешным и неприлично богатым парнем, который одевался с иголочки и знал, как себя лучше подать. Безупречный кумир школы Всех Святых. Он водил «Мерседес» – автомобиль, о котором мечтали все, и обладал загадочной аурой настоящего вожака. Его всегда окружала компания. Даже если он не произносил ни слова.
Изобразив скуку на лице, я скрестила руки на груди и прислонилась бедром к дверному косяку. Но взгляд устремился к окну, потому что я понимала: стоит мне посмотреть на Вишеса или Джорджию, как на глаза навернутся слезы.
– Не в моей «лиге»? – усмехнулась я. – Да я даже не играю в ваши грязные игры.
– Но станешь, как только я надавлю на тебя достаточно сильно, – равнодушно и совершенно спокойно произнес Вишес.
Вот только его голос отозвался во мне так, будто он вырвал мои кишки и бросил их на идеальный деревянный пол.
– Дай мне учебник! – медленно моргнув и старательно сохраняя безразличный вид, повторила я в двухсотый раз.
По всей видимости, Вишес решил, что с меня достаточно на сегодня мучений, потому что склонил голову и указал подбородком на рюкзак, валяющийся под столом. Расположенное над ним окно выходило на квартиру прислуги и непосредственно на мою спальню. За прожитое в этих стенах время я дважды замечала, как он пристально смотрел на мое окно, и мне всегда было интересно, почему он это делал.
Почему, почему, почему?
Он же так сильно ненавидел меня. А его пристальный взгляд словно обжигал мое лицо, когда он смотрел на меня, что случалось не так уж часто, как мне бы хотелось. Но я старалась оставаться разумной и пресекать подобные желания.
Подойдя к прорезиненному рюкзаку от «Givenchy», который он таскал в школу, я открыла его и принялась перебирать его вещи. К счастью, я стояла к ним спиной и мне удавалось не обращать внимания на их стоны и поцелуи.
Но стоило мне коснуться знакомой бело-голубой обложки, как меня сковало оцепенение. Взгляд скользнул по цветку сакуры, который я нарисовала на корешке, а ярость расползалась по позвоночнику и венам, вынуждая сжимать и разжимать кулаки. Кровь пульсировала в ушах, дыхание сбилось.
Это Вишес вломился в мой чертов шкафчик!
Дрожащими руками я вытащила свой учебник из его рюкзака.
– Ты украл мой учебник?
Я повернулась к нему, чувствуя, что на лице напряглась каждая мышца.
Это была нападка. Тупая агрессия. Вишес постоянно насмехался надо мной, но никогда не унижал меня прежде. А сегодня, черт побери, украл мои вещи и набил мой шкафчик использованными салфетками и презервативами.
Наши взгляды встретились и сцепились друг с другом. Он скинул Джорджию с колен, словно она всего лишь надоедливый щенок, с которым ему расхотелось играть, а затем встал. Я шагнула к нему, и теперь нас разделяло с десяток сантиметров.
– Почему ты так со мной поступаешь? – прошипела я, вглядываясь в ничего не выражающее застывшее лицо.
– Потому что могу, – ухмыльнулся он, но я заметила вспышку боли в его глазах.
Что же тебя гложет, Барон Спенсер?
– И потому что это весело, – добавил он и усмехнулся.
Даже не взглянув на Джорджию, он бросил ей пиджак и махнул рукой, чтобы она удалилась.
Девушка оказалась лишь реквизитом для его представления. Средством для достижения цели.
Вишес хотел причинить мне боль. И ему это удалось.
Меня не должно заботить, почему он так поступил. Это не имело никакого значения. Ведь главное оставалось неизменным – я его ненавидела. Ненавидела до тошноты и при этом не могла отвести от него взгляда. Ненавидела свою поверхностность и безрассудство и при этом любовалась тем, как он сводил свои квадратные челюсти, желая скрыть улыбку. Ненавидела себя за то, что заслушивалась его умными и сообразительными ответами, которые он давал на уроках. Ненавидела его за циничный реализм, потому что сама оставалась безнадежной идеалисткой, но при этом мне нравились все его размышления, которыми он делился с другими. Ненавидела, что хотя бы раз за неделю мое сердце воспаряло в груди, когда в голове возникала мысль, что он мог оказаться моим единственным.
Я ненавидела Вишеса и не сомневалась, что он ненавидит меня в ответ.
Ненавидела его и еще больше терпеть не могла Джорджию, потому что именно ее он целовал несколько минут назад.
Прекрасно понимая, что не стоит спорить с ним – ведь здесь работали мои родители, – я прикусила язык и бросилась к двери. Но стоило мне добраться до порога, как его мозолистая рука обхватила мой локоть, отчего я развернулась на месте и впечаталась в его стальную грудь, а с губ сорвался всхлип.
