Она замолчала, а у меня, черт побери, перехватило дыхание. Потому что я понимал, почему она замолчала. Из-за меня.
И того, что я сделал.
Из-за своих эгоистичных причин я не позволял ей проводить время с любимыми людьми – с родителями и сестрой – с тех пор, как ей исполнилось восемнадцать.
– Черт побери, да я тут прям нюни развела, – усмехнулась она. – Прости.
– Не извиняйся.
Сглотнув, я шагнул к ней, чтобы мы оказались рядом, но при этом продолжали смотреть на картину.
– Дерьмо случается. Моя мама умерла, когда мне было девять лет.
– Я знаю. – Ее голос прозвучал безрадостно, но не встревоженно. – Наверно, тебе было нелегко.
Обычно людям не нравилось, когда я вспоминал о своей покойной матери. Никому не хотелось иметь дело с чужим горем.
– Хоть ты сама признала, что нюня, я не смог отдать тебе пальмовую ветвь первенства и вытащил свой козырь, – спокойно ответил я и пожал плечами.
– Вишес. – Она рассмеялась, а затем, повернувшись ко мне, посмотрела на меня так, как смотрят учителя на разочаровавших их учеников.
Я усмехнулся.
– Ты же и сама понимаешь, что умершая мама бьет по степени жалости умершую бабушку.
Она похлопала меня по плечу, но на ее лице все же мелькнула улыбка.
– Ты просто ужасен.
– Ты хотела сказать, до ужаса сексуален? С этим не поспоришь.
Мы заказали еду из вьетнамского ресторана, после чего я рассказал ей, как мама попала в аварию, а потом умерла, когда мне было девять лет. В общих деталях и не вдаваясь в подробности, кто виноват в ее смерти. Так как ее одежду покрывали пятна краски, мы разместились на тряпке, закрывавшей пол у мольберта. Я бы предпочел диван, но не стал возражать. Причина, по которой я рассказал ей о своей матери, банальна. Мне не хотелось, чтобы она пнула меня под зад, если дело дойдет до секса. И если уж я собирался развратить ее, мне требовалось как можно больше преимуществ.
Служанка плакала, пока я рассказывал ей о том, что о смерти мамы узнал от экономки, которая и успокаивала меня, потому что отец уехал в срочную командировку.
Я мог назвать множество причин, почему не рассказал ей всей правды. Тех, из-за чего я держал это в тайне все эти годы. И они не изменились за это время.
Я все еще испытывал стыд из-за того, что не понял, о чем говорили папа и Джо в тот день в библиотеке. Все эти годы я корил себя и гадал, мог ли спасти маму, предупредив ее или рассказав кому-то еще.
Но вероятно, это не помогло бы, потому что вряд ли бы кто-то поверил девятилетнему ребенку.
А если бы и поверил, что бы это изменило? Мама все равно бы умерла, и, вполне возможно, для меня все бы обернулось еще хуже. Стыд, жалость, сплетни и, скорее всего, суд. Да и чего еще ожидать, если твой родной отец посылает брата своей любовницы в прямом смысле перекрыть кислород своей жене? Да эта слезливая история преследовала бы меня всю жизнь. Меня бы навечно заклеймили как «бедного малыша».
Но я себя таковым не считал. Я был богатым человеком. Обладающим властью. И намеревался сохранить этот образ в глазах других.
Я доверял Эмилии. Знал, что могу ей все рассказать. Она хранила наш секрет ото всех, пока училась в старшей школе. И не сомневался, что она так же сохранит в тайне правду о моих шрамах.
То, как она смотрела на меня, пока мы сидели на тряпке, – я даже не сомневался, что мои брюки за девятьсот баксов где-нибудь да испачкались, – развязало мне язык, отчего я рассказал ей все остальное. Но мне не хотелось, чтобы она думала обо мне так же, как думал о себе я. Что я ошибся, промолчав об услышанном. Что мне бы удалось спасти мать, расскажи я кому-нибудь об этом. Что мог бы остановить Дэрила еще до того, как он объявился в особняке. Что я поступил глупо. Как слабак.
– Мне бы хотелось, чтобы ты позволил мне быть рядом с тобой, когда я жила в Тодос-Сантос, – пробормотала она, глядя на свои бедра и борясь с новым приступом слез.
У меня зачесались руки от желания прикоснуться к ней, но не объятий ради. А чтобы трахать ее до тех пор, пока каждый сантиметр ее тела не покроется испариной.
Я вежливо улыбнулся.
– Видишь? У нас у всех есть своя история о цветущей вишне. – Я огляделся вокруг и внезапно почувствовал сильное желание сменить эту тему. – Кстати, а где чертова Рози?
Во мне вновь стали просыпаться чувства, которые охватывали меня, когда она жила так близко, что я мог заглянуть в окно ее спальни. Вот только я не разобрался, какие именно.
Ни тогда, ни сейчас. Я просто знал, что не стоило идти у них на поводу. Мне и так хватало гребаных пожаров в личной жизни, которые требовалось затушить.
Служанка пробормотала, что пойдет проверит сестру, а заодно позовет ее, и поднялась на ноги. И именно в этот момент в дверь позвонили. Она повернулась ко мне и приподняла бровь, удивляясь такому совпадению, после чего неторопливо направилась к двери.
Это оказался курьер. Запах горячей, острой еды донесся до меня от дверей, пока она мило болтала с парнем. Типичная Эмилия, добрая со всеми без исключения.
Расставив несколько тарелок на нашем импровизированном одеяле для пикника, она откупорила бутылку вина, которую, скорее всего, приобрела за доллар в ближайшем магазине. Но ужин все равно показался мне лучше, чем в самых роскошных ресторанах, где я бывал за последнюю пару лет. Мы ели молча, но и это воспринималось нормально, потому что Служанка не относилась к тем девушкам, которые спешат наполнить воздух бессмысленной болтовней. Она любила тишину.
Как и я.
Как и мама.
С другой стороны, я уже довольно давно не оказывался за одним столом с кем-то, кроме Беспутных Хулиганов и мачехи.
– Расскажи что-нибудь плохое о себе, – вдруг выпалил я.
– Что-то плохое?
Она сделала большой глоток вина прямо из бутылки и поставила ее на пол рядом со своим бедром. А затем поводила поджатыми губами из стороны в сторону, задумавшись над ответом.
– Да. Что-то не подходящее образу Маленькая мисс Совершенство, работающая на двух работах и помогающая своей сестре.
Служанка закатила глаза, но улыбнулась, пытаясь придумать, что сказать. А через несколько мгновений на ее лице отразилось ликование.
– Я рисую масляными красками!
– Черт побери, да ты настоящая бунтарка!
Я прикусил губу и покачал головой. А Эмилия засмеялась и похлопала меня по плечу – снова, – лишь подтверждая, что хотела трахнуться со мной так же сильно, как и я с ней. Это так легко читалось в ее невербальных сигналах.
– Дай мне закончить! Я очень осторожна. И не тороплюсь. Масляным краскам требуется целая вечность, чтобы высохнуть. Для этого необходимо открывать окна и дать просохнуть на воздухе, но зато цвета получаются настолько яркими, что картина выглядит реалистично. На самом деле масляные краски очень токсичны. И мне не стоило бы использовать их в помещении, где живет Рози, но я не собираюсь от них отказываться, потому что ненавижу акрил, – слегка покраснев, призналась она и вздохнула.
