Луна: Ты ушел домой? Почему?
Я расхаживал по комнате, запустив пальцы в волосы и сжимая с такой силой, пока не почувствовал, что сейчас вырву с корнем. Успокойся, идиот, успокойся. Мое тело ревело от адреналина, и я знал, что как только он уйдет, опустошение займет его место. Но сперва я взорвусь. И я не могу взорваться при ней. Не важно, насколько сильно я сейчас ее ненавижу. Насколько сильно я хочу раздавить ее сердце, как она сделала это с моим.
Несколько минут спустя Луна сложила два плюс два.
Луна: О боже.
Луна: Мне жаль.
Луна: Я не хотела, чтобы ты узнал об этом так.
Луна: Какого хрена ты рылся в моем телефоне?
Узнал? Узнал о чем? О ее парне? Что она сделала шаг вперед? Что она влюбилась? Пока я ждал ее, тосковал, мучился в течение восьми лет – с тех пор, как нам исполнилось десять, когда Лилит Бланко послала мне записку с предложением встречаться, а я сказал ей, что между нами никогда не будет ничего серьезного, потому что какая-то часть меня уже принадлежала Луне Рексрот – а она трахалась с каким-то чуваком в колледже. Я выключил телефон, запихнул в спортивную сумку и открыл дверь.
– Никаких посетителей, – гавкнул я. – И никаких вопросов.
Папа крикнул мне не кричать. Мама проворчала, что я ее любимый псих и что она рядом, если мне надо поговорить. Лев был в своей комнате через коридор и, вероятно, болтал с Бейли по телефону, выслушивая сраные истории о балете.
Она френдзонит тебя, парень. Так ты и похоронишь свой член. Сломай этот гребаный круг, пока Бейли не нашла себе Джоша, чтобы ПОТРАХАТЬСЯ.
Кто-то позвонил в дверь, и я услышал, как папа говорит Луне, что я не в настроении.
Как раз наоборот, я еще в каком настроении. Я в таком настроении, что уже в аду. Было сложно понять реакцию Луны, так как она разговаривает на языке жестов, но папа продолжает говорить ей, что все нормально, что я просто в хреновом настроении и что ей надо насладиться временем в Тодос-Сантосе и не переживать из-за меня.
Царапины превратились в удары.
– Уходи. – Мой голос был настолько хриплым, что я даже я не узнал его.
Я не поворачивался, потому что знаю, что если я сделаю это, то увижу ее лицо, и она вытащит меня из моей ярости. Она отказывала мне три раза, дала пощечину за то, что я тусовался с другими девушками, а потом переспала с каким-то придурком. У меня есть право быть в ярости, и мне надоело быть понимающим, изображать из себя лучшего друга.
Хвала богам, что она не сделала нам браслеты дружбы с единорогами. Я бы носил это дерьмо, чтобы видеть улыбку на ее лице.
– Меня не волнует. Ты немая, милая. Не глухая. Даже если это и не так, да?
Я начал собирать вещи в спортивную сумку, просто чтобы занять руки. Что я скажу? Я не могу сейчас контролировать то, что вылетает из моего рта. Я уже пожалел об этом. Это было низко, не важно, что она сделала. Насколько она могла утверждать, я перетрахал всю лучшую половину города в разных позах, так что я принял это – лицемерие. Но дело в том, что мне все равно.
Я не хочу быть правым.
Я хочу быть злым.
Злым на Луну за то, что единственная девушка, которую я когда-либо любил, френдзонила меня не из-за того, что у нее какие-то там проблемы с парнями, а потому, что я не достаточно хорош и ей не нравится это во мне.
Удивительно, но она все еще около моего окна.
Я не отвечаю полностью за свои действия, или мысли, или эмоции, но я делаю самую тупую вещь в мире. Задаю вопрос, ответ на который не хочу слышать.
– Скажи мне вот что: ты хочешь попросить прощения? Один-единственный раз мы сделаем по-моему. Если ты не спала ни с кем, то постучи дважды, и я впущу тебя. Если ты спала с Джошем, то постучи три раза и сделай одну прекрасную вещь, оставь меня одного. Потому что я заслужил это, Луна. Я, черт возьми, заслужил.
Я стоял спиной к стеклу, когда Луна ударила первый раз. Мое сердце загорелось пламенем. Я сжал ручку сумки. Затем второй удар. Я сделал вдох и посмотрел вниз, заметив, как дрожат руки.
Не стучи еще раз. Не стучи еще раз. Не делай этого, Луна. Нет.
Третий удар был полон отчаяния. Извинения. Беззвучной молитвы.
Я уронил сумку и сжал веки.
Она ударила по стеклу еще несколько раз, и я услышал редкий всхлип. Она была раненым животным, умоляющим о помощи. Я услышал еще один удар, потом еще, еще и еще, она пыталась разбить стекло. Я поднял сумку и вышел через дверь, закрыв ее за собой.
Впервые за восемнадцать лет я знал, что мы с Луной столкнулись с чем-то, что нельзя исправить. С чем-то, что я не хочу исправлять.
С меня хватит.
Глава 5
Луна
Я внимательно осматриваю покрасневшие глаза у себя в ванной и наношу очередной слой красного блеска для губ.
Вот, что делают три дня без сна с вами: глаза с красной сеткой лопнувших сосудов и практически бесцветные губы. Я так и не смогла достучаться до Найта, как бы ни старалась. Каждое утро я караулю его под дверью. Но он проходит мимо, обычно держа телефон около уха, игнорируя мое существование по пути к своей машине «Астон-Мартин». Я чуть не упала, пытаясь забраться к нему в окно, но обнаружила, что оно заперто. Я ждала его в холле тренажерного зала, делая вид, что изучаю брошюры об уроках йоги, пока однажды охранники не подошли ко мне и не попросили покинуть помещение, потому что один джентльмен не может вернуться к своей машине.
Найт относился ко мне как к очередной фанатке. И, если говорить по-честному, я не то чтобы не одна из них. Мне необходимо, чтобы он выслушал меня.
Сейчас мы идем к Спенсерам на ежегодный ужин в честь Для благодарения и нам придется делить стол, обед и пространство, нравится ему это или нет. Я собираюсь сесть напротив него или рядом с ним, не знаю, рада ли я тому, что увижу его, или больше боюсь, что его там не будет.
Я облокотилась на дорогую, кремовую раковину, переступая с ноги на ногу на мраморной плитке, на полу с подогревом, игнорируя входящие сообщения.
Джош: Все нормально?
Джош: Ты, вероятно, занята. Просто скажи мне, когда у тебя будет время :)
– Детка, мы не хотим опаздывать. Ты готова? – позвал папа снизу.
Рэйсер одновременно постучал в дверь ванной, выкрикивая:
– Луна, Луна, Лунатик! Пошли!
– Не называй так свою сестру, разбойник, – упрекнула его Эди.
Она была очень корректна из-за моей молчаливости, иногда даже слишком, хотя, когда мы были наедине, я коротко отвечала ей. Обычно «да» или «нет». Не знаю, почему я настолько комфортно себя чувствую рядом с ней. Часть меня знает, что она слишком сильно любит меня, потому что моя родная мать – нет.
