– Что произошло? – Я схватился руками за дверь, намекая на то, что она не избавится от меня, пока не объяснит.
Я пылал от злости, словно тысяча солнц во всей галактике. Температура появилась из ниоткуда. Вон говорит, что это из-за то, что я почти взорвался, наблюдая за поцелуем Дарьи и Луны той ночью.
Когда тетя Эмилия не ответила, я прошел в дом, игнорируя головокружение. Посмотрел ей в лицо и прошипел сквозь зубы.
– Говорите.
Я знаю, что если бы дядя Вишес узнал о том, как агрессивно я веду себя с ней, то кастрировал бы меня и сделал сережки из моих яиц.
Челюсть Эмилии сжалась, и она прорычала:
– Отошел, мальчишка.
А может, ей и не нужен дядя Вишес, чтобы сделать сережки.
Я решил сделать шаг назад, так как это самый быстрый способ добиться хоть чего-то.
– Ее биологическая мать, Вал, умерла.
– Господи. – Я закрыл рот, проведя ладонью по лицу. – Как она справляется?
Лунный свет абсолютно непредсказуема, когда дело доходит до Вал, так что я не представляю себе уровень ущерба, с которым она справляется. Я просто знаю, что она искала Вал и нашла – вероятно, не в том состоянии, которого ждала.
– Я думала, что это ты меня просветишь. Эди наняла частного детектива. И вот, с чем он вернулся, – вздохнула Эмилия. – И как ты не в курсе этого, Найт? Вы же всегда были словно близнецы.
Близнецы, ага. Надо увидеться с Луной. Сейчас же.
Хотя подождите – надо ли? Потому что последний раз, когда мы виделись, она наорала на меня.
Да.
Нет.
Мне надо.
Кризис превосходит все. Даже мое раздутое эго.
Чеееерт.
Она быстро исправилась:
– Родственными душами.
– Спасибо за то, что сделали все страшнее.
– Она нуждается в тебе.
– Не повезло.
Я могу быть упрямым ублюдком. Или нет? Не с Луной?
Дерьмо. Мне нужно печенье с предсказанием, чтобы принять решение за себя самого. Ну или что-то подобное.
– Это могла быть обычная интрижка в колледже. Что случилось на самом деле, Найт?
Все. Все случилось.
Луна сделала шаг вперед. А я остался позади. Маме стало хуже. Дикси здорова, настойчива и ужасающе жива. По-видимому, у Бога извращенное чувство юмора и все шутки достались мне.
Эмилия взяла мое лицо в свои ладони и приблизилась. Я на целых полторы головы выше, но она компенсирует каждый сантиметр своим выражением лица. Глазами. Они как океан в идеальный летний день. Ровные, голубые и спокойные, несмотря на все, что подбрасывает жизнь.
– Ты такой упрямый. Такой… ограниченный во взглядах. Такой…
– Мудак? – безразлично подсказал я.
– Мальчишка. – Она сдержанно улыбнулась. – Мы с Розой всегда думали, что у нас будут девочки.
Я ничего не мог с собой поделать и усмехнулся, в основном потому, что у них были только мальчики. И мы самые гормонально нестабильные существа на свете. Иногда я интересуюсь, в моих венах кровь или сперма.
– Простите, что разочаровали. И, кстати, я усыновлен. У мамы, по крайней мере, был выбор.
– Ты несомненно рожден Коулом, Найт. Ты не был выбором – ты судьба.
Я отмахнулся от нее. Мама и Эмилия всегда имели тенденцию раздувать это «мы», когда дело доходило до слова на У (усыновление). Я никогда не понимал, почему они так переживают из-за этого. Они же не потрахались с кем-то случайным и отдали меня.
– Кстати, об усыновлении, вы уверены, что ваш сын на самом деле ваш? Потому что вы разные, как масло с водой. – Я попытался вырваться из ее объятий, но сестры Леблан, несмотря на свою крошечность, обнимали как борцы на Олимпийских играх.
– Да. У меня есть четыре шрама, доказывающее это.
– Держу пари, что он вырезал свое имя и на стенках вашей матки, предупреждая потенциальных братьев и сестер. Ублюдок.
Тетя Эм рассмеялась, ее голубые глаза заблестели от радости. У нее смех мамы, и я могу представить, как заставляю ее смеяться, когда моей мамы не будет рядом. Просто чтобы насладиться.
– Что веселого? – вздохнул я, наконец-то отдаляясь от нее.
– Не думала, что ты скажешь «матка» вслух.
Дерьмо.
– Простите. Мои фильтры сломались.
– Манеры тоже. Ты знаешь, что я люблю тебя как сына, но тебе надо унести свою задницу отсюда, – сказала она.
Да. Я знаю. Но я чувствую себя преданным только маме и особенно злопамятным по отношению к остальному миру.
– У меня только одна мама.
* * *
Горю.
Я горю.
Как будто я на каникулах в аду.
Я проснулся, одеяло облепило мое тело, приклеилось из-за холодного пота. Все вокруг влажное, на секунду мне показалось, что я обмочился в кровати. Я поднял руки к голове и понял, что волосы мокрые, будто я только вылез из душа.
Я выскользнул из кровати в гостевой Спенсеров, все еще одетый в черные спортивные штаны от Тома Форда, взял сигарету и зажигалку с прикроватной тумбочки. Я сунул ноги в тапки. Даже не стал напрягаться и надевать футболку. Пошел на кухню за стаканом воды, а потом собирался выйти на веранду покурить, но как только я вылез из кровати, то прошел мимо кухни ко входной двери, толкая ее как лунатик.
Еще больше плохих идей, придурок?
Свежая кровь пробежала по венам, когда я забирался к окну Луны впервые за несколько месяцев, долбаный Ромео в комедийной истории, которая стала трагедией. Она дала понять, что ничего не хочет делать со мной. А я дал понять, что мне все равно.
Я не закончил бросать ей Поппи в лицо каждый раз, когда появлялась возможность. Но это не важно. Эмилия права. Луна нуждается во мне. И я отказываюсь верить, что мы два незнакомца с общим прошлым, что наши воспоминания ничего не значат, что наши поцелуи – ничто, что мы ничего не делаем, что наша клятва на крови не стоит всего этого дерьма.
Ее окно закрыто, как я и ожидал, учитывая то, что происходило между нами, шторы также задернуты. Я постучал один раз. Второй. Когда она не ответила, я сделал глубокий вдох и ударил кулаком. Я знаю, что здесь двойной стеклопакет и что мне понадобится больше усилий, чтобы разбить его, но громкого стука достаточно, чтобы дать ей понять, что я не шучу.
Луна подбежала к окну, открывая шторы и хмурясь на меня, огонь плясал в ее глазах.
– Я просто тут думал о «Ромео и Джульетте» и вспомнил… – Я раскачивался взад и вперед, теряя равновесие на крыше. Черт.
Вероятно, она подумала, что я пьян, а не умираю. Я тот самый мальчишка, которые кричал «Волки!».
