Пару раз в Гатчину приезжала великая княжна Ольга Николаевна. Она рассказывала про свои переживания, порой плакала. Он беседовал с ней, утешал, как мог, но после каждого ее визита Шумилин снова вспоминал сына, и настроение у него портилось.
Единственным, что спасало Александра от полного душевного расстройства, было общение с Николаем Сергеевым и Адини. Молодожены старались быть все время вместе. Даже тогда, когда Николай отправлялся инструктировать и обучать будущих снайперов, она старалась держаться рядом с мужем, чем сильно нервировала его. Дело в том, что стрелки в азарте часто размахивали оружием, и пули летели во все стороны, что было весьма опасно.
Николай старался под любым предлогом увести супругу подальше от огневой позиции, что не всегда воспринималось Адини правильно.
– Ты не любишь меня! – надувала она свои прелестные губки. – Твоя работа важнее для тебя, чем я.
Николай терпеливо сносил все упреки жены, а вечером (и особенно ночью) старался успокоить ее испытанным и хорошо знакомым всем мужчинам способом. Когда Адини засыпала на груди своего любимого мужа после жарких объятий, Николай еще долго и задумчиво лежал, думая о том, что супружеская жизнь – все же хорошая штука.
Как-то раз Сергеев-младший решил посоветоваться с другом своего отца по поводу такого поведения Адини.
– Дядя Саша, я очень люблю жену, но ведь она должна понять, что я военный, которому положено выполнять свой служебный долг. Часто я привожу в пример ее отца, который не может уделять много внимания семье. Адини соглашается, но вскоре снова начинает жаловаться на недостаток внимания к ней. Что мне делать – ума не приложу…
– Видишь ли, Коля, – со вздохом ответил Шумилин, – с такими проблемами сталкиваются все женатые мужики. А посему я могу лишь предложить тебе смириться и терпеливо нести свой крест. Что же касается Адини, то ты не должен забывать, что она девочка, которая как-то сразу, очень быстро, стала женщиной. Но по развитию своему – не физическому, а умственному, еще продолжает оставаться девочкой. А следовательно…
– А следовательно, – подхватил его мысль Николай, – надо обращаться с ней, как со взрослым ребенком. Побольше игр, развлечений. Дядя Саша, ты мне поможешь, если что?
Шумилин пообещал помочь молодым, и слово свое старался сдержать. Он рассказал Николаю и Адини о подземном ходе, который имелся в Гатчинском дворце. Считается, что сделан он был еще в те времена, когда дворец этот принадлежал фавориту императрицы Екатерине II светлейшему князю Григорию Орлову. Потом, когда он был подарен деду Адини императрицей и перестроен придворным архитектором Антонио Ринальди, подземный ход, ведущий из алькова Парадной опочивальни в подвалы дворца, а оттуда – через парк к Серебряному озеру, был окончательно отделан и использовался цесаревичем Павлом Петровичем для развлечения гостей. Он любил устраивать сюрпризы гостям, таинственным образом исчезая из дворца и так же неожиданно появляясь в нем. На берегу Серебряного озера на небольшой деревянной пристани у грота «Эхо» его обычно поджидала лодка с гребцами. Путь из подземного хода мог продолжаться и на воде.
После злодейского убийства императора Павла, в Гатчинском дворце долго никто не жил, и о подземном ходе не вспоминали. Шумилин, хорошо зная историю дворца, решил показать его Николаю и Адини. Из алькова Парадной опочивальни через потайную лестницу они проникли на темную и узкую винтовую лестницу, а по ней на нижний этаж главного корпуса. Через туалетную комнату императора они прошли к другой, такой же темной и узкой винтовой лестнице в дворцовые подвалы, где, собственно, и начинался подземный ход.
Перед тем, как открыть замок тяжелой, обитой железными полосами входной двери, Шумилин посоветовал Адини и Николаю накинуть на себя теплые куртки.
– Там, в подземелье, довольно прохладно, – сказал Александр, – и достаточно сыро. Потому зимняя обувь и теплая непромокаемая куртка будут не лишними.
Николай сбегал за одеждой и обувью, а Шумилин, видя волнение и даже испуг в глазах Адини, взял в свою руку тонкую кисть девушки. Та с благодарностью посмотрела на него.
Вскоре пришел Николай с ворохом одежды и обувью. Он прихватил с собой большой аккумуляторный фонарь.
– Думаю, что освещение там похуже, чем в питерском метро, – усмехнулся он.
Скрипнула давно не смазанная дверь, и они вошли в облицованный серо-коричневым известняком низкий сводчатый коридор. Луч фонаря пробежался по стенам подземелья. С потолка сорвалась капля воды и упала на нос Адини. Та испуганно вскрикнула и прижалась к мужу.
– Вперед, друзья! – воскликнул Шумилин. – Нам надо пройти всего какие-то сто тридцать метров.
Гулкое эхо его слов отразилось от сводов подземелья. Адини, услышав все это, рассмеялась. Ее звонкий хохот снова повторило эхо.
– Теперь вы понимаете, – сказал Шумилин, – почему грот, куда выходит этот подземный ход, получил название «Эхо».
Ступая в натекшие на пол и замерзшие лужи, они дошли до конца подземелья и постояли немного на берегу Серебряного озера.
– Я ожидал большего, – с деланым огорчением произнес Николай. – Разве это подземелье?! Где скелеты, прикованные к стенам ржавыми цепями? Где воющие и плачущие привидения? Ничего похожего мы так и не увидели.
Адини радостно рассмеялась и, схватив в ладонь горсть талого снега, попыталась сунуть его за шиворот мужу.
Вечером, когда Шумилин и Николай сидели в кабинете и обсуждали какой-то не очень важный вопрос, Александр неожиданно перебил своего собеседника и, глядя ему в глаза, произнес:
– Слушай, Коля, а ты что, действительно ничего не знал об этом подземелье?
– Нет, дядя Саша, – ответил Николай.
– Плохо, очень плохо. Да и я тоже хорош – забыл о нем, хотя год назад, будучи на экскурсии в Гатчине, видел его и даже немного прошелся по нему.
– А что ж в этом плохого? – поинтересовался Николай.
– Плохо, Коля, в том, что об этом потайном ходе могли вспомнить и другие люди. Нехорошие люди. Они могли тайком высадиться на берегу Серебряного озера, пройти через грот «Эхо» и подземелье прямиком в подвал дворца, а потом… Ты понимаешь, Коля, что может произойти потом.
– Я понял вас, дядя Саша, – произнес немного побледневший Сергеев-младший. – Я завтра же поставлю на дверях подземного хода надежные замки и продублирую их сигнализацией. И вообще, надо поостеречься, как вам, так и императору. Ведь скоро в Петербург должны прибыть англичане. А от этих мерзавцев можно ожидать любые гадости.
* * *
Вильям Аллен, сенатор от штата Огайо, оказался грузным человеком с двойным подбородком на некрасивом, но волевом лице, огромным носом и волосами пепельного цвета, столь курчавыми, что, если бы Джакопо не знал, что тот родом из Огайо, то мог бы предположить то, что на американском Юге именуют «мазком дегтя» – негритянского предка по одной из линий собеседника. Глаза сенатора, казалось, пронизывали насквозь корсиканца, и тот внутренне сжался – ведь он был совсем не тем, за кого себя выдавал. Но обо всем по порядку.
