Нейронные связи, которые генетически заложены в нас уже к моменту появления на свет, поддерживают склонность к беспокойству об окружающих, которая, в свою очередь, поддерживает мотивацию усваивать принятые в обществе порядки, воспринимая неодобрение как наказание, а одобрение как вознаграждение. Культурные практики, касающиеся чего угодно — обычая делиться пищей, лжи, брачных отношений, убийства, щедрости, — усваиваются в процессе научения. На соблюдение норм общество реагирует одобрением и тем самым положительно подкрепляет наш выбор. За нарушением норм, вызвавшим общественное неодобрение, закрепляется отрицательная валентность. Таким образом, путем структурных изменений мозг предотвращает вероятность повторения подобного действия в тех же условиях.
Усвоенные социальные нормы становятся частью постоянно развивающейся расширенной нейронной сети, расположенной как в коре, так и в подкорковых структурах. Память, язык, воображение наряду с эмоциональными связями с семьей, друзьями, племенем изменяют и формируют эту сеть. Определенные культурные практики могут казаться абсолютными и универсальными. Кто-то считает их правильными, и точка. Система вознаграждения у социальных млекопитающих поощряет подобные убеждения. Хотя уверенность в правильности норм своей группы может быть адаптивной, мы знаем, что существуют независимые личности, подвергающие сомнению стереотипы и нерушимость привычных представлений. Так постепенно перестало считаться приемлемым рабство, так признали правомерность запрета на китобойный промысел. Времена меняются. Тем не менее нельзя с уверенностью сказать, что все перемены ведут к нравственному прогрессу.
Как хорошо, что мы существа биологические
Задачей этой главы было соотнести биологический подход к человеческой нравственности с преобладающими философскими подходами. Под «мейнстримом» я имею в виду веру в Бога или чистый разум, вместе или по отдельности, как источник понимания морали. И хотя я ставлю на биологию — инстинкты, научение, решение задач, выполнение ограничивающих условий, — важно изложить доводы в пользу разума и религии и рассмотреть их достоинства и недостатки.
Как известно, система вознаграждения в мозге играет огромную роль в наших представлениях о том, что нам надлежит делать с точки зрения морали и не только. Голос совести, который мы слышим, когда помышляем о нарушении норм, — это «отрицательный» сигнал, посылаемый системой вознаграждения. Своей убежденностью в оправданности выбора мы обязаны не какому-то гипотетическому «чистому разуму», оторванному от материального мозга. Она зависит от того, что наш мозг воспринимает как норму, — от того, чему присваивает оценку система вознаграждения, и от преобладающих ограничивающих условий. Когда усвоенные ценности противоречат друг другу, может возникнуть внутренний конфликт: допустим, когда на одной чаше весов оказывается преданность, а на другой — правда. Или на одной — правда, а на другой — причиненный ущерб. И порой этот конфликт не уладить переговорами ни с самим собой, ни с другими, зато бывает, что разрешить противоречия и сделать выбор помогает долгая прогулка или глубокий сон. Это работа не одного только неокортекса, не говоря уже о «чистом разуме». Это работа всего мозга. Без системы вознаграждения и присвоения ею оценки здесь не обойтись.
Когда я получала философское образование, в науке преобладала точка зрения, что обучение через подкрепление в принципе не в состоянии помочь разобраться в том, как на самом деле усваиваются и соблюдаются нравственные нормы. Считалось, что концепция научения решительно неспособна объяснить природу нравственного знания. Обусловливание, твердили нам, — это всего лишь связь между тем и этим. А знание нравственных норм требует гораздо, гора-а-а-аздо большего.
В этой философской догме плохо то, что она ошибочна. В корне ошибочна. Она строилась на неведении относительно того, насколько тонкая, умная и мощная система научения с подкреплением у млекопитающих, особенно учитывая ее связь с корой и гиппокампом. Отличительная особенность человеческого мозга — огромное количество нейронов, 86 млрд. У макаки их насчитывается около 6,5 млрд
[242]. Как взаимодействуют эти 86 млрд, позволяя нам разговаривать и производить сложные математические вычисления, сочинять симфонии и созывать парламент, мы не знаем. Тем не менее, судя по всему, именно за счет этой существенной разницы в количестве нейронов человеческий мозг слегка отличается от мозга других приматов.
Резонно предположить, что с увеличением числа нейронов повышаются и поведенческие способности, причем в геометрической прогрессии, а не линейно
[243]. Объясняется это тем, что любой нейрон образует около 10 000 связей с другими нейронами. Таким образом, десятикратная разница в числе нейронов означает повышение сложности всей системы в 1010 раз, по самым приблизительным подсчетам. Так что никакой уникальной тайной структуры, ведающей созданием сложных общественных институтов, произведений искусства или нравственных принципов, в человеческом мозге нет. Просто в нем больше нейронов.
У всех видов млекопитающих в генах заложены строительство нейронных сетей и выработка набора нейроспецифичных веществ, гарантирующего естественное включение в социальную жизнь каждой особи заботы о тех, с кем мы связаны эмоционально
[244]. И тем не менее социальность у человека отличается от социальности у шимпанзе, а у тех — от социальности бонобо или степных полевок. Однако базовые принципы, в том числе то, что я называю платформой для нравственности, и мощная способность системы вознаграждения обеспечивать усвоение культурных норм у высокосоциальных млекопитающих, судя по всему, во многом общие.
Одна из прелестей биологической эволюции — изменчивость не только между видами, но и внутри вида. У высокосоциальных млекопитающих неотвратимая вариативность означает, что у представителей одной и той же группы разные темпераменты, ценности, предпочтения, образ жизни. Люди неизбежно конкурируют между собой и так же неизбежно раздражают друг друга своей несхожестью. После шумных стычек обычно все встает на свои места, и при наличии здравого смысла даже значительные разногласия разрешаются. Помимо прочего, разнообразие среди людей способствует нестандартным решениям и творческому подходу, и в результате есть возможность почерпнуть у других интересные и полезные приемы решения задач в самых разных областях, будь то выращивание картофеля, выпас овец или гарантия соблюдения контракта на будущие товары. А еще биологическое разнообразие предполагает, что при взаимодействии между группами гораздо эффективнее бывает проявить гибкость и социальную мудрость, чем отстаивать излюбленный нравственный принцип, а потом предаваться праведному гневу, когда результат не оправдает ожидания.
