Тем временем паренек распродал букеты и корзинки.
— Осталась только одна, дамы и господа! — объявил он.— Самая красивая! Два цента за последнюю, самую красивую корзинку!
Какая-то женщина заплатила ему два цента.
— Очень благодарен вам, дамы и господа! Восемь центов! Целое состояние! — воскликнул Дик, отплясывая джигу.
Но танец внезапно прервался — Кау-джер схватил танцора за ухо.
— Что это значит? — спросил он строго.
Мальчик взглянул на него исподлобья, стараясь угадать, как относится правитель к происходящему, и, видимо, успокоившись, ответил совершенно серьезно:
— Мы работаем, губернатор.
— По-твоему, это работа? — воскликнул тот, отпустив ухо пленника, который сразу же повернулся и, глядя прямо в глаза, ответил с важным видом:
— Мы основали товарищество. Сэнд играет на скрипке, а я продаю цветы и корзинки. Иногда мы выполняем какие-нибудь поручения или торгуем раковинами. Я умею танцевать и показывать фокусы… Разве все это не работа, губернатор?
Мужчина невольно улыбнулся.
— Пожалуй,— согласился он.— Но зачем вам деньги?
— Для бухгалтера, господина Джона Рама.
— Как? — воскликнул правитель.— Джон Рам требует с вас деньги?
— Он не требует, губернатор. Мы сами платим ему за наше пропитание.
Кау-джер был поражен. Он переспросил:
— За пропитание?… Вы платите за еду?… Разве вы уже не живете у господина Хартлпула?
— Мы живем у него, но дело не в этом…
Дик надул щеки и, подражая Кау-джеру (причем, несмотря на разницу в возрасте, сходство было несомненным), произнес с пафосом:
[90]
— Труд является законом для всех!
Засмеяться или рассердиться? И губернатор улыбнулся. Ясно, что Дик и не собирался насмехаться над ним. Зачем же тогда порицать этих ребят, стремившихся к самостоятельности, в то время как многие взрослые пытались жить на чужой счет?
Он спросил:
— И что же, удается вам заработать себе на жизнь?
— Еще бы! — гордо ответил малыш.— Двенадцать, а то и пятнадцать центов
[91] в день — вот сколько мы зарабатываем! На эти деньги уже можно жить человеку,— добавил он серьезно.
«Человеку»! Все, кто услышал эти слова, разразились хохотом. Дик обиженно взглянул на них.
— Что за идиоты! — огорченно пробормотал он сквозь зубы.
Кау-джер вернулся к интересовавшему его вопросу:
— Пятнадцать центов — это действительно неплохо. Но вы могли бы заработать и больше, помогая каменщикам или дорожным рабочим.
— Невозможно, губернатор! — живо возразил Дик.
— Почему же?
— У Сэнда не хватит сил для этого, он еще слишком мал,— объяснил парнишка, и в его голосе слышалась настоящая нежность. Ни малейшего оттенка презрения!
— А ты?
— О… я!
Надо было слышать этот тон!… «Я!» У него-то, конечно, хватит силы! Было бы оскорблением усомниться в этом.
— Так как же ты решаешь?
— Не знаю… — задумчиво проговорил Дик.— Мне это не по душе… — Потом порывисто добавил: — Я люблю свободу, губернатор!
Кау-джер с интересом разглядывал маленького собеседника, стоявшего перед ним с гордо поднятой головой, с развевавшимися по ветру волосами и смотревшего на него блестящими глазами. Он узнавал самого себя в этой благородной, но склонной к крайностям натуре. Он тоже больше всего любил свободу и не переносил никаких оков.
— Свободу нужно сначала заслужить, мальчик,— возразил Кау-джер,— трудясь для себя и для других. Поэтому необходимо начинать с послушания. Попросите от моего имени Хартлпула подыскать вам работу по силам. А я уж, конечно, позабочусь о том, чтобы Сэнд мог продолжать заниматься музыкой. Ступайте, ребята.
Эта встреча поставила перед губернатором новую задачу. В колонии было много детей. Ничем не занятые, оставаясь без присмотра родителей, они бродяжничали с утра до вечера. В интересах нового государства следовало воспитывать молодых граждан для продолжения дела, начатого их предшественниками, и в кратчайший срок открыть школу.
Но, ввиду множества различных и срочных проблем, Кау-джеру пришлось оставить разрешение этого важного вопроса до возвращения из поездки в центральную часть острова, которую он собирался совершить еще в то время, когда взял на себя управление колонией, но откладывал со дня на день из-за других неотложных дел. Теперь же он уезжал спокойно — государственная машина была налажена и могла некоторое время работать самостоятельно. Ничто не задерживало его.
Однако через два дня после возвращения Кароли одно событие заставило губернатора снова отложить отъезд. Как-то утром, услышав шум ссоры и направившись в ту сторону, откуда доносились крики, он увидел около сотни женщин, возмущенно переругивавшихся перед дощатым забором, огораживавшим участок Паттерсона.
Вскоре все выяснилось. С прошлой весны ирландец занялся огородничеством и преуспел в этом деле. Работая не покладая рук, он снял богатый урожай и после свержения Боваля стал поставщиком свежих овощей для жителей Либерии.
Своей удачей он был обязан главным образом тому, что его участок подходил к самому берегу реки и, следовательно, никогда не испытывал недостатка в воде. Именно это особое расположение участка и послужило причиной конфликта…
Огороды Паттерсона, тянувшиеся на двести — триста метров, находились в единственном месте, имевшем доступ к реке. Вниз по течению к правому берегу примыкало непроходимое болото, доходившее до мостика у самого устья, на расстоянии более полутора километров от города. Вверх по течению над рекой нависали крутые, обрывистые берега. Таким образом, чтобы набрать воды, женщинам Либерии приходилось пересекать участок Паттерсона, пролезая через дырку в заборе. Но в конце концов владелец решил, что непрерывное хождение через огород является прямым посягательством на его право собственности и наносит ему ущерб. И вот прошлой ночью Паттерсон с помощью Лонга накрепко заделал отверстие в заборе, что и послужило причиной крайнего недовольства хозяек, пришедших рано утром за водой.
Увидев Кау-джера, они приутихли и обратились к нему за помощью. Он терпеливо выслушал обе стороны и вынес решение — ко всеобщему удивлению — в пользу Паттерсона.
Правда, губернатор приказал снести забор и передать в общественное пользование дорогу длиной в двести метров, проходившую через огород. Но одновременно он признал и право владельца участка на возмещение убытков за обработанную землю, которой его лишили в пользу общества. Размер суммы следовало определить законным порядком. На острове Осте существовало правосудие, и Паттерсону предложили обратиться к нему.
