Не замечаю, как за пустыми мечтами забываюсь в глубоком сне, где нет никаких мыслей, нет различий на плохое и хорошее, а есть лишь бесконечная пустота.
Просыпаюсь от непонятных ощущений. Открываю глаза и застаю рядом с собой Петра, крепко меня обнимающего и целующего каждую черточку моего лица.
— Не плачь. — шепчет он, продолжая осушать губами от влажных дорожек мои щёки.
Трудно остановиться, когда я вижу его глаза. Когда вижу в них всю правду. Мне не нужны слова. Всё и так понятно…
— Это ничего не значит… — надрывно хрипит парень, прижимаясь губами к моим закрывшимся от тяжести осознания глазам.
— Для меня значит.
— Ещё неизвестно мой ли это ребёнок.
— Ну да… — вырывается у меня истерический смешок. — У неё столько любовников, что мы никогда не узнаем кто отец…
— Чёрт! — вжимает мне в затылок жёсткие пальцы. — Это было всего один раз… я просто забылся тогда…
— Я не хочу знать подробностей. — пытаюсь отодвинуться, но мужское тело накрывает моё, отрезая любую возможность к побегу.
— Я тогда тебя представлял…
— Час от часу не легче.
— Лиз, даже, если она родит этого ребёнка… мы с тобой всё равно будем вместе. Это никак не отразится…
— Ты слышишь себя вообще? Ты будешь связан с этой девушкой на всю жизнь!! — не замечаю, как повышаю голос и Петюня тут же заставляет меня затихнуть, запечатывая мне рот настойчивым поцелуем.
Он длится продолжительное время, за которое я успеваю вернуть самообладание. Пётр отрывается от моих губ, и я делаю полноценный вдох, заполняя лёгкие новой порцией воздуха, а голову свежими мыслями.
— Я буду связан с ребёнком, а не с ней. Люди прекрасно живут, воспитывая детей и никак при этом не взаимодействуя. Только если в самом начале… Мы живём в современном мире. Я не обязан ломать себе жизнь и жениться на ней из-за её беременности.
— Да ну? А спал ты с ней, не ломая себе жизнь? — огрызаюсь я, проглатывая желчь от обиды. — И то… это всё с твоих слов… Может это было мне сказано, чтобы я не выклёвывала тебе мозг со своей ревностью!
— Замолчи. — мой рот затыкает горячая ладонь и я воинственно сдвигаю брови. — Ты на эмоциях не соображаешь, что говоришь!
Кусаю мужскую руку, но Петюня не поддаётся, продолжая убеждать меня в своей правоте:
— Взгляни на наших родителей. Им ничто не мешает быть вместе. А мой отец вообще любит тебя больше, чем меня…
Смотрю как в его глазах мелькает секундная боль и пытаюсь объяснить, но шершавая ладонь блокирует любые мои звуки.
— Да знаю-знаю… — грустно улыбается парень, передвигая руку и нежно поглаживая мою влажную от слёз кожу. — Я не жалуюсь. Я безумно рад, что у вас такие отношения. Тебя невозможно не любить. — оставляет лёгкий поцелуй и скатывается с меня на кровать.
— Не отказывайся от ребёнка… — выжимаю из себя, заглушая боль внутри. Всеми фибрами ощущая настрой Петра, во мне бунтует женское начало. — Так нельзя…
— Как только будет возможно, я потребую тест на отцовство.
— Да твой он, Господи… — устало потираю лицо и впиваюсь в чернявого обвиняющим взглядом.
— Лиз, я во всём разберусь.
— Слышали уже… — поднимаюсь с постели и отхожу к шкафу. Открываю его и застываю на месте, разглядывая нашу сложенную вперемешку одежду.
— Что ты делаешь? — стальным голосом произносит Петюня.
— Собираю вещи. — проглатываю предательские слёзы.
— Лиз…
— Я так не могу, понимаешь?! — резко поворачиваюсь и швыряю ему в лицо пару своих футболок. — Я не железная, Фролов. Я ничего не знаю. Не понимаю. Я слышу только твоё: «Подожди!» и тут же получаю за это по носу. Просто нам не суждено быть вместе… Судьба посылает нам знаки, пытаясь нас разлучить!
— Что за бред? — подлетает Пётр, хватая меня за плечи и тряся как грушу.
— Я устала. Меня уже тошнит от этой неизвестности. Меня тошнит от твоей Карины. Её слишком много в моей жизни. Её вообще не должно быть в ней, понимаешь?! — кричу ему в лицо, не задумываясь, что стены уже не спасут и родители наверняка слышат весь наш разговор.
— Её и не будет!! — истошно орёт в ответ парень.
— Ты дурак или прикидываешься? — отталкиваю его от себя и бегу к двери. Хватаюсь за ручку, но задерживаюсь ровно на секунду, когда слышу надорванное:
— Прошу тебя…
Сердце в клочья, дыхание останавливается, сознание теряет свою ясность, но я умудряюсь прошептать то, что обрело силу, с которой я не в состоянии больше бороться:
— У неё есть то, ради чего ты останешься с ней…
Не оглядываясь выхожу из комнаты, прохожу мимо обеспокоенных родителей и уже в полном трансе сообщаю:
— До Нового Года я поживу у Маньки.
Глава 38
ПЕТЮНЯ.
Разбитость. Опустошение. Отключение мозга.
Вот, что я сейчас чувствую.
Смотрю на дверь, за которой исчезла моя малявка и дрожу от холода. Или от осознания, что она ушла… и я остался один. Совсем один. Никому не нужный. Только в её глазах я видел свою ценность. И только в ней самой я видел смысл.
Почему я всё ещё сижу? Почему не бегу за ней? Не прижимаю к себе?
Потому что боюсь. Боюсь сломать окончательно. Мы застыли над треснутой льдиной и лишний шаг может увеличить разлом, утопив нас под толстым слоем размолвок.
Нужно ждать и продумать следующие действия, чтобы спасти нас обоих.
Лиза не будет думать. Она не умеет «плавать». Вся надежда на меня.
Как под гипнозом начинаю бродить по комнате и собирать раскиданную одежду. Будто запрограммированный робот аккуратно складываю её обратно в шкаф, блокируя эмоции, которые жаждут вырваться из сердца, с каждым прикосновением к малявкиным вещам.
Слышу стук в дверь и бросаюсь к ней. Открываю в надежде, что моя девочка передумала, но меня накрывает огорчение. Передо мной стоит отец. Он задерживает свой оценивающий взгляд на моём лице и ничего не говоря, заходит в комнату. Бросает короткий взгляд на раскрытый шкаф, в котором на вешалках висят женские платья и блузки, хмурит брови и присаживается на кровать:
— Ну, что ж, сын, пришло время поговорить.
Закрываю дверь. Подкатываю компьютерное кресло поближе к мужчине и сажусь прямо перед ним.
— Карина беременна? — переходит к сути.
— Утверждает, что да.
— Что планируешь делать? — спрашивает отец, считывая каждое изменение на моём лице.
— ДНК тест.
— Не веришь ей?
— Я никому не верю. — стискиваю зубы. — Почти. — поправляю себя, вспомнив о девушке, которая оставила меня наедине с болью и со своим бессилием.
