38
Не этого ли, земля, ты хочешь? Невидимой в нас
Воскреснуть? Не это ли было
Мечтой твоей давней? Невидимость! Если не преображенья,
То чего же ты хочешь от нас?
[63]
Райнер Мария Рильке. Дуинские элегии
Отдел поэзии, в галерее, справа от камина
А потом настало утро, и пришла весна. Должно быть, теплый ветер и всеобщая воля к жизни окончательно вытеснили последние следы сырости и холода, потому что, когда я проснулась, комната была залита солнечным светом, а с улицы сквозь щели в оконной раме доносились пение птиц, голоса людей и жужжание пчел. В постели, как и в самой спальне, было на удивление тепло. Увидев, что Юан уже исчез, отправившись в магазин, я тоже встала и с радостью подбежала к окну. От открывшегося вида захватывало дух.
Городские лужайки зазеленели и зацвели. Ветви вишневых деревьев покачивались на ветру, который подхватывал их нежные розовые лепестки и уносил мимо оконных рам и подвесных корзинок с разноцветными цветами, чтобы наконец уронить их к ногам улыбающихся прохожих. Да, настоящих, живых прохожих. С улыбками на лицах. Улицы заполнились велосипедистами, детьми и соседями, которых я не видела вот уже несколько месяцев. Я смотрела на город, и мне казалось, будто и сам он расцвел и вновь ожил с приходом весны.
Спустившись вниз, я увидела, что Юан сидит на своем привычном месте – за деревянной стойкой в главном зале магазина – и работает за компьютером. Он выглядел уставшим, хотя, кажется, и он почувствовал наступление весны. Вместо джинсов он надел шорты, хотя на ногах у него все еще красовались ботинки – но это ненадолго. Совсем скоро он вновь окажется в своей стихии, ведь, по его словам, весна – это его время года. Он с нетерпением ждал, когда дни станут длиннее и теплее, чтобы в свободное время можно было пропустить стаканчик холодного пива, послушать радиоприемник и провести долгий вечер в саду. Других людей в его фантазиях никогда не было, напротив, лучше, чтобы его «оставили в покое» и позволили погрузиться в занятие по душе. Иногда мне казалось, что я на себе ощущаю предначертанное ему одиночество.
– Нашел что-то интересное? – спросила я, подходя к прилавку и довольно улыбаясь при мысли о том, как хорошо я его знаю. Я взглянула на экран поверх его плеча – он изучал сайт о садоводстве.
Юан обнял меня за талию и притянул к себе:
– Думаю, не соорудить ли теплицу.
– Было бы здорово, – ответила я, а мысли тем временем гудели у меня в голове, словно рой пчел.
Несмотря на прекрасную погоду, воспоминания о прошлом вечере давили тяжелым грузом. Заметив, что у Юана под глазами появились темные круги, я поняла, что нам обоим не спалось этой ночью. Меня коробило от ощущения, будто мы с ним бесцельно плывем по течению, зависнув в какой-то неловкой неопределенности. Было ясно, что, если мы хотим наладить отношения, нам придется что-то предпринять, и вполне может статься, что мне действительно будет лучше уехать. Но прежде необходимо все обсудить. Правда, при мысли о предстоящем разговоре я содрогалась от ужаса и теряла всякую решимость. Я любила Уигтаун и любила Юана. Обуревавшие меня сомнения были столь сильны, что любое возражение с его стороны с легкостью могло заставить меня передумать.
– Вообще-то у меня для тебя есть сюрприз, – вдруг просияв, сказал Юан. – Я ждал, когда погода наладится.
Через задний вход Юан повел меня в сад. Повсюду красочной палитрой расцветали цветы, вьюнки и папоротники тянулись к солнцу, а на ветру под аккомпанемент жужжащих пчел порхали бабочки.
– Здесь так чудесно, – сказала я, очарованная этим зрелищем, столь сильно контрастировавшим с привычной зимней серостью.
Юан остановился, чтобы понюхать распустившиеся клематисы, обвившие тонкую решетку, за которой скрывалась дальняя часть сада.
– Они пахнут шоколадом, подойди, понюхай. – Юан притянул к себе цветок, я наклонилась поближе и ощутила его сладкий аромат – настолько сильный, что слегка закружилась голова. Он пах точь-в-точь как шоколадный батончик Dairy Milk.
– Это прекрасный сюрприз. Спасибо, милый, – сказала я и поцеловала его в щеку. Мне вдруг невыносимо захотелось его обнять в надежде отогнать преждевременную боль разлуки, которую мне предстояло испытать по возвращении в Америку.
– Я не этот сюрприз имел в виду, Джесси, – рассмеялся Юан и развернул меня за плечи лицом к садовому сараю. На двери висели железные буквы, складывающиеся в надпись «Лисья нора».
Я распахнула дверь. Юан расчистил мастерскую, чтобы освободить место для небольшого письменного стола и кресла, а рядом на стену повесил картину. Мне вспомнился писательский домик, который Джей О’Каллахан соорудил у себя на заднем дворе и который он любовно именовал своим «шато». Свою трилогию «Темные начала» Филип Пулман от начала до конца написал, сидя в маленьком сарае, похожем на этот, и теперь у меня, совсем как у моих предшественников и кумиров среди писателей, тоже была своя хижина в стиле Генри Торо. Место для стола было подобрано идеально – рядом с окном, из которого открывался вид на сияющий красками сад. На подоконнике стоял цветочный горшок, только вместо земли в нем были ручки и карандаши.
– Я подумал, тебе не помешает собственное пространство, ну, знаешь, чтобы сидеть и сочинять сценарии к твоим фильмам, когда погода хорошая, – пояснил Юан, неловко переступая с ноги на ногу.
– Ох, здесь просто потрясающе!
Я села за стол, стараясь игнорировать огромного паука на стене. Я была тронута, но теперь сомнения одолевали меня с удвоенной силой. Прошлым вечером решение уехать казалось мне таким очевидным, но теперь при ярком свете восхитительного весеннего дня в Галлоуэе, сидя в собственной писательской лачуге, я вдруг поняла, какими ужасными и даже предательскими были эти мысли.
Я встала:
– Значит, тебе правда нравится, что я живу у тебя?
– Иногда, – сказал Юан насмешливо, и все же, как это ни прискорбно, в его ответе заключалась обескураживающая правда.
Слова сорвались с моих губ прежде, чем я успела их обдумать.
– Я тебе подхожу?
– Ну конечно. Вот это да, Джессика. – Юан обнял меня, словно это был верный способ развеять мои сомнения.
– Что?
– А ты умеешь застать человека врасплох.
– Но ведь ты сказал Хезер… – Услышанное вчера отдавалось в памяти обжигающей болью, и я невольно поморщилась. Это ощущение напомнило мне тот момент, когда я прочитала дневник Гранта, тот жгучий стыд, который я испытала, случайно наткнувшись на доказательство его истинных чувств, а вернее, их отсутствия.
– Знаю, что сказал. Просто я немного запутался. – Юан вздохнул. Он заметил, что мои брови удивленно поползли вверх, и на его лице отразилось беспокойство. – Иногда мне кажется, что подходишь, а иногда – нет.
