- Сперва, я должен раздобыть бронежилеты.
Когда они подошли к двери в квартиру Грейс, она
достала ключ.
- Когда ты вернешься, я хочу пойти с тобой.
- Нет. Это исключено.
Ее глаза превратились в щелки.
- Заходи внутрь. Сейчас же, - он легонько подтолкнул
ее к входной двери, - Я должен кое-что сделать, прежде чем присоединиться к
тебе.
Внутри него бушевал непроглядный шторм. Ему нужна была
какая-то разрядка, нужно было обдумать дальнейший план действий. Но больше
всего, ему необходимо было как-то дистанцироваться от Грейс и все возрастающих
к ней чувств.
Он не дал ей времени задать еще вопросы. Он просто закрыл
дверь перед ее потрясенным, красивым лицом: - Я буду здесь, если понадоблюсь, -
сказал он ей через древесину.
Возможно, это было его воображением или он стал видеть
яснее, чем прежде, но ментально, он наблюдал, как кончики ее пальцев ласкают
деревянную планку, как сжались ее губы, и погрустнели глаза. Она не знала, что
происходило внутри него, и это ее беспокоило. Это было, уже, не впервые, когда
она переживала за него и каждый раз это трогало его до глубины души, и каким-то
образом успокаивало.
Он подождал, пока не услышал характерный щелчок замка,
прежде, чем отошел и начал ходить взад и вперед по коридору. Он был бы не прочь
исследовать этот Нью-Йорк, но связывающие заклинание препятствовало любому
большому расстоянию между ним и Грейс. Время от времени мимо него проходили
люди и бросали любопытные взгляды, но никто не останавливал и не задавал ему
вопросов.
«Я хочу пойти с тобой», сказала Грейс.
Он побледнел при мысли забрать ее к себе домой, но в
то же самое время его переполняла радость. «Ему бы очень понравилось, глядя на
Грейс, как растягивается на его кровати, ее обнаженное тело открыто и страстно
желая его». Он жаждал, чтобы это было реальностью.
Мысль остаться без нее остудило его.
И признание этой холодности заставило его отступить.
«Завтра он должен будет уйти. У него были моменты
абсолютной силы и абсолютной слабости. Не важно, что он узнал или не узнал, не
важно, чего он достиг или нет, он должен будет вернуться домой поутру, или…»,
подумал он, «у него не останется сил, перенести себя к Туману». Тем не менее,
он все еще должен так много сделать.
Ему все еще предстояло убить Грейс.
«А сможет ли он? Сможет ли он причинить ей вред?»
Дарию не пришлось даже долго раздумывать на эту тему.
«Нет. Он не сможет».
Ответ ворвался в него так резко словно клинок. «Он не
сможет причинить боль милой, невинной Грейс, в любом случае».
Она заполняла его на немыслимо многих уровнях. Он,
становился зависимым от нее так, как прежде, считал невозможным, страстно желая
чувств, которые она заставляла его испытывать, с той же свирепостью, с которой,
он их когда-то возненавидел. Без нее, он не был полностью живым.
Он увидел, как она отважно встретилась с тем мужчиной,
Митчем, и испытал за нее гордость. «Она не отступила». Она допросила его, не
выказав свою боль, не разрываясь от желания свершить правосудие. Она была
женщиной силы и чести, женщиной любви и справедливости.
«Его женщиной».
Его ботинки бесшумно ступали по ковролину. Он вдохнул
сильный запах еды, который, казалось, окутал все это здание, этот город, вернув
его воспоминания о собственном доме. «Джавар и все драконы того подразделения
были мертвы». Безнадежная тоска вплеталась в его кровь, когда он, наконец,
признал правду. Он узнал это наверняка, в момент, когда он разнюхивал о
сокровищах в доме Джавара, обнаружившихся как насмешка внутри офиса Аргонавтов.
«Его друзья мертвы», повторил он про себя. «Скорее
всего, они погибли от оружия. Оружия... и вампиров. Возможно, даже, в этом с
играла свою не малую роль Книга Ра-Дракус. «Не важно, что произошло, не важно,
что было сделано, он будит мстить».
«Это произошло из-за того, что людям стало известно об
Атлантиде; именно об этом и предупреждал его Джавар».
Несмотря на то, что Джавара знали как человека с
тяжелым характером, он был Дарию как отец. Они понимали друг друга. Когда Тэйра
вошла в жизнь Джавара, воин смягчился, и связь между учителем и учеником
усилилась, расширилась, как никогда. «Какая бессмысленная смерть. Никчемная
смерть». Он потерял самого близкого ему человека, с тех пор как убили его
семью. И сейчас струйки боли, как прошлого, так и настоящего, росли внутри него
как поток воды, незаметно просачиваясь через его защиту и разрушая как раз
строение его отчужденности. Его пронзила резкая боль, сдавив грудную клетку.
«Запри свои слезы и держи боль внутри себя. Используй
это против тех, кто собирается войти в наши земли. Убей их, потому что они не
приносят ничего, кроме вреда».
Джавар повторял одну цитату за другой. Он не хотел,
чтобы Дарий оплакивал его, но Дарий оплакивал. Он не пережил бы те первые годы
без Джавара, без цели, которую его учитель ему передал.
«Он должен был хладнокровно убить человеческого
мужчину, Митча», подумал Дарий. «Он должен был убить обоих человеческих мужчин.
Митча и Патрика». Им обоим было известно о Тумане, скорее всего, они сыграли
свою роль в смерти Джавара. Но если бы он их уничтожил, несмотря на это, он
определенно знал, что брат Грейс был бы убит из-за мести.
Сильнее этого, он не хотел, чтобы Грейс видела в нем
убийцу. «Защитника, да. Любовника, безусловно. Но, безжалостного убийцу?
Никогда».
Он мог только гадать, как бы она среагировала, если бы
увидела настоящее чудовище внутри него. «Дрожала от страха и отвращения? Бежала
от него как от монстра?» Он не хотел, чтобы она боялась его; он хотел ее
податливой. Приглашающей. Он хотел ее всю. «Сейчас..., и, возможно, навсегда».
Он чуть не утратил контроль с тем, которого зовут
Патрик, и это потребовало сознательного усилия, чтобы успокоить себя.
Встретиться лицом к лицу с человеком, который своими пальцами прикасался к телу
спящей Грейс, приводило его в ярость. «Только он мог касаться ее. Только он,
Дарий, мог созерцать соблазнительные изгибы и представлять ее раздетой и
открытой, готовой и жаждущей».
Она принадлежала ему.
Он хотел ей подарить целый мир, а не отнять его у нее.
Он хотел наполнить ее дни волнением, а ночи страстью.
Он хотел защищать ее, боготворить и посвятить себя целиком на удовлетворение ее
потребностей. «Он не может позволить ей уйти», понял он это, теперь. «Никогда».
Он нуждался в ней, потому что она стала его сердцем. Его чувства никогда не
были мягкими по отношению к ней, она были, такими же неудержимыми, как
разбушевавшейся шторм.
«Я никогда не смогу причинить ей вреда». Признание
правильности этого окрепла внутри него. Его глубочайшие мужские инстинкты знали
это с самого начала. Женщина была частью его сущности, самой лучшей его
частью, и причинение ей боли уничтожило бы его.
