«До чего всё-таки неприятный муж у бедняжки Грейс. И как её угораздило за него выйти?» – в который раз подумала с раздражением Розмари Сатклифф и повернулась к Себастьяну.
Тот сидел в стороне от всех, и вид у него был какой-то жалкий, почти запуганный. Крупными руками в чернильных пятнах он перебирал истёртые бусины чёток – его пальцы обстоятельно ощупывали каждую из них, словно принадлежали слепцу, беззвучно перекидывали в сторону и, дойдя до окончания замкнутого круга, вновь принимались за работу. Поникшие плечи и устремлённый в одну точку взгляд производили гнетущее впечатление.
Близнецы тоже не участвовали в общей беседе. Как только констебль О’Нил проводил их в гостиную и замер в почтительной позе возле дверей, они сразу же отошли от остальных гостей. Встав у окна, за которым моросил мелкий дождь, Оливия принялась бездумно рисовать на стёклах. Эта привычка осталась у неё с детства и сигнализировала о сильном смятении. Забавная рожица королевского шута с вампирскими клыками, гигантская крыса с надписью «кэб», фантастические цветы с хищными зазубренными листьями и заколдованные замки с насаженными на острые шпили облаками – Филипп с тревогой наблюдал за тем, как появляются на запотевшем стекле восхитительные и пугающие фантасмагории.
– Как думаешь, это правда? – тихо спросила Оливия, и он сразу понял, о чём она.
– Думаю, да.
– Но разве это не может быть сердечный приступ? Или припадок? Как у мистера Райли из двадцать третьей комнаты?
– Боюсь, что нет, – Филипп покачал головой. – Ты же видела сама: она отпила из кружки с шоколадом и почти сразу же принялась задыхаться. Это была агония, а не припадок. И её глаза…Они почти что вывалились из орбит.
– О, Филипп, прекрати сейчас же! – взмолилась Оливия и повернулась к брату. – У тебя опять кровь идёт.
Он приложил ладонь к щеке. Ровная, словно по линейке процарапанная линия на два дюйма ниже правого глаза снова кровоточила.
Оглядевшись в поисках тётушки Розмари, в чьей мягкой гобеленовой сумке могли обнаружиться и салфетки, и кровоостанавливающие капли, и что там ещё носят в своих сумках пожилые леди, Филипп заметил, что напряжение в комнате дошло до пика.
У Вивиан окончательно сдали нервы. Сидя в глубоком кресле, девушка, согнувшись и прикрыв лицо руками, истерически рыдала и всхлипывала. Джереми Эштон, наверняка проклинавший себя за то, что принял от Матиаса Крэббса приглашение на ужин и оказался втянут в историю с убийством, с жалостью смотрел, как сотрясаются худенькие плечи, и по очереди протягивал ей то клетчатый носовой платок, то бокал с плескавшимся на самом дне виски.
Супруги Хоггарт вполголоса переругивались, не глядя друг на друга. Себастьян Крэббс, прикрыв глаза, раскачивался, словно в забытьи. Тётушка Розмари требовала от констебля О’Нила выпустить её, приводя в качестве аргумента необходимость начать собирать вещи, чтобы выехать в Йоркшир самым ранним утренним поездом.
Поток препирательств прервался с появлением инспектора Оливера. Невозмутимый и собранный, будто бы бронзовые викторианские часы и не пробили минуту назад три четверти второго, детектив замер на пороге, мгновенно оценив ситуацию.
– Сожалею, но вынужден просить всех отложить своё отбытие из Гриффин-холла, – не терпящим возражений тоном произнёс он. – Никто никуда не едет, мисс Сатклифф, пока на это не будет моего разрешения. Можно с уверенностью утверждать, что здесь произошло убийство, и во время расследования мне и моим коллегам понадобится присутствие каждого свидетеля.
Последнее слово он произнёс с нажимом, как будто имел в виду нечто совсем иное. Строго посмотрев сверху вниз на тётушку Розмари, инспектор заставил её капитулировать и присесть на кресло, стоявшее в нише между книжными шкафами. Прижимая к груди сумочку и округлив маленький бледный рот, та с ужасом взирала на инспектора, будто он нанёс ей тяжкое оскорбление.
– Неужели вы думаете, юноша, – дрожащим голосом начала она, часто моргая, – что обладаете правом ограничивать свободу моих передвижений? Вы чрезвычайно дурно воспитаны, но это не оправдывает…
Не дав ей договорить, что было крайне неучтиво с его стороны, инспектор Оливер произнёс громко и отчётливо:
– Повторяю, в Гриффин-холле произошло убийство. Насильственная смерть. Расследование веду я, инспектор Оливер, и я требую беспрекословного подчинения мне и моим людям. Никто, повторяю, никто не вправе покидать поместье до окончания расследования. Если кто-либо из вас связан обязательствами, то я распоряжусь подготовить официальные документы, объясняющие ваше отсутствие…
Тут в гостиную, громко топая, торопливо вошёл взволнованный старший констебль Лэмб. Отведя детектива в сторону, он что-то неслышно ему сказал, и оба вышли из гостиной, плотно притворив за собой двери.
– Как вы её обнаружили? – отрывисто спросил инспектор, аккуратно разворачивая небольшой тетрадный лист, свёрнутый наподобие фунтика с аптечным снадобьем.
– Была спрятана в рукаве убитой, сэр. Ткань непрозрачная, мы бы её сразу и не заметили, если бы она не выпала, когда мы укладывали девушку на носилки.
– Благодарю, Лэмб. Доставьте тело в участок и ждите меня.
Когда Лэмб скрылся за углом, инспектор Оливер ещё раз перечитал послание, найденное в рукаве мёртвой Айрис Белфорт. В записке говорилось: «Не радуйся, что смогла всех провести. Тебе это так просто с рук не сойдёт. Откажись от своих планов или пожалеешь!»
Глава вторая, в которой инспектор допрашивает экономку миссис Уоттс и узнаёт много интересного о гостях Матиаса Крэббса
Прошлой ночью детектив так и не смог добиться от свидетелей, которых про себя без обиняков называл подозреваемыми, ничего вразумительного. Розмари Сатклифф, показавшаяся ему на первый взгляд хрупкой и бестелесной, продемонстрировала такую силу характера, что инспектор Оливер невольно проникся уважением к несгибаемой воле пожилой леди. Викторианское воспитание не позволяло ей вступать в перепалку с мужчиной, тем более что он был представителем власти, но и позволять командовать собой она вовсе не собиралась. В этом противостоянии умов свою роль играло и её предубеждение против низших классов, к каковым она по старой памяти относила полицейских любых чинов.
С восхитительным холодным презрением, чрезвычайно забавлявшим инспектора, Розмари Сатклифф чинила препоны на каждом шагу. Противоречивые факты и не относящиеся к расследованию детали, а также в высшей степени бездарная попытка упасть в обморок делали тщетными все усилия детектива провести предварительный допрос свидетеля. Выругавшись про себя: «Вот же мстительная старая кошка!» – инспектор Оливер отпустил пожилую даму, и она удалилась с выражением мрачного удовлетворения на лице.
С остальными гостями Матиаса Крэббса дело тоже не заладилось. Прехорошенькая Вивиан Крэббс, вызвавшая восхищённый блеск в глазах у флегматичного констебля О’Нила, похоже, испытала настоящий шок и была не в состоянии беседовать о произошедшем. От неё ощутимо пахло виски, но расширенные зрачки и тело, сотрясающееся от озноба, сообщали о том, что алкоголь лишь притупил восприятие трагедии, но оправиться от потрясения не помог.
