Матиас, хмурясь и не скрывая досады, вышел из-за стола, но ребёнка принял бережно и сразу сунул ей в ручонку карманные часы на золотой цепочке. Та крепко обхватила пухлой ладошкой гладкий корпус, и лицо её приняло заинтересованное выражение. Хныканье прекратилось, не успев перейти в оглушающий плач.
– Ничего, милая, ничего, – приговаривал он, шагая по столовой и поглаживая малышку Полли по спинке. – У тебя, слава богу, есть дедушка. Он не допустит, чтобы родители испортили тебе жизнь.
Оливия, не ожидавшая обнаружить такое чадолюбие, во все глаза уставилась на то, как старый Крэббс носит младенца и любовно качает на руках.
Когда растерянная Эмма вышла из столовой, Матиас повернулся к женщинам и с чувством провозгласил:
– Вот, извольте полюбоваться! Ребёнок всеми заброшен и задыхается от плача. Я же говорил, что Грейс не способна выполнять свои материнские обязанности, – он заботливо поправил чепчик на голове девочки и с осторожностью слегка подбросил Полли вверх. Малышка залилась восторженным смехом и довольно загулила. – Пойдёшь с дедушкой смотреть на птичек? Да? Что я тебе сейчас покажу…
Матиас покинул столовую с Полли на руках, и Розмари Сатклифф резким тоном спросила, повернувшись к Оливии в поиске поддержки:
– Зачем он вмешивается? Он что, собирается её удочерить? Мне кажется, Матиас окончательно впал в маразм!
Оливия задумчиво пожала плечами, так не найдя, что ответить на смелое предположение тётушки Розмари.
***
Сад в Гриффин-холле, при всех стараниях Чепмена, знавал и лучшие времена. Сил одряхлевшего садовника хватало лишь на то, чтобы заниматься огородом и содержать в порядке основную часть цветочных клумб и живой изгороди. Там, где сад загораживали разросшиеся кроны тисов, придирчивый наблюдатель мог бы с лёгкостью заметить следы запустения, однако участок этот был не виден со стороны главной аллеи и представлял собой самое уединённое и тихое место в усадьбе.
Именно сюда, повинуясь подсказке памяти, Филипп и привёл обессилевшую после утреннего скандала Грейс. Небольшой ручей, пересекающий восточную часть поместья и несущий свои воды дальше, через земли Джереми Эштона, к внутреннему морю, казался кристально прозрачным. В его глубине по-прежнему виднелись гладкие камешки с поблескивающими на солнце слюдяными нитями, которые близнецы с кузиной в детстве всерьёз считали окаменевшими волосами потерянной принцессы из подземного королевства.
Здесь всё ещё стояла опрокинутая навзничь каменная скамья, которую невесть кто и зачем перевернул много лет назад. За прошедшие годы она вросла в землю, покрывшись бархатистым мхом, и на поверхности остались только гранитные львиные лапы, чуть потрескавшиеся по краям.
Сев напротив друг друга, Филипп и Грейс долго слушали мирное журчание ручья, бросая в текучую воду камешки, найденные на берегу. Каждый из них падал с приятным увесистым плеском, поднимая со дна крошечный песчаный фонтанчик. Мгновение – и вода вновь становилась прозрачной, только золотистая пыль продолжала клубиться над местом падения.
– Мы играли здесь в Войну Алой и Белой розы, помнишь? Оливия всегда сражалась за Йорков, а я за Ланкастеров, а вот тебе приходилось то и дело менять цвет знамён.
Словно бы и не услышав его, Грейс произнесла безжизненным голосом:
– Я бросила Полли. Она так измучила меня этой ночью, что я больше не могла оставаться рядом. И сейчас моя малышка совсем одна, без меня.
– Тебе нужен небольшой отдых. Ты ведь не отходишь от неё ни днём, ни ночью. В доме и миссис Уоттс, и горничные. Полли там не одна.
– Она нуждается во мне, а я сбежала, – всё таким же безжизненным тоном возразила Грейс. – Полли – единственный человек, который нуждается во мне. Я же как плющ. Или повилика. Я цепляюсь за брак с человеком, который не готов ни к ответственности, ни…
Она замолчала, чтобы снова не сорваться. Её крупные, крепко сжатые ладони лежали на коленях, голова была низко опущена. Филипп увидел, как на подол платья Грейс упала слезинка, сразу же расплывшаяся мокрым пятном.
– Когда мне сообщили, что отец не вернётся с войны, а потом мама угасла вслед за ним, я почувствовала себя такой потерянной. Меня радовало только одно: папа не узнал, что мамы не стало. Он очень её любил. И меня тоже. Они оба меня любили. И когда они умерли, мне стало так холодно. Я нигде не могла согреться. Но я ждала, что вырасту и встречу человека, который сможет меня полюбить. Полюбить так же сильно, как папа любил маму. А Майкл… Когда мы встретились, он был такой жизнерадостный. Смешил меня без передышки. Нам было всё время весело. Это неудачи в Сити испортили его характер. И Полли… Я знаю, что разочаровала его. Я совсем не такая, какой Майкл хотел бы видеть свою жену. И Полли всё время плачет, буквально каждую ночь. Иногда я хочу кричать вместе с ней, кричать, не умолкая, пока не охрипну. Вот только меня никто не будет утешать.
Филипп не знал, что ответить на эти признания, какие слова найти, чтобы дать этой смертельно уставшей женщине облегчение, которого она так жаждала, и сделал для неё то единственное, что было в его силах. Он оставил её одну, у ручья, где она, будучи ребёнком, когда-то была счастлива и свободна. В самом деле, малышка Полли всего лишь младенец, а не стихийное бедствие, а миссис Уоттс преотлично справится с ролью няньки. Уходя, он обернулся, – Грейс кидала в ручей камешки, и лицо её было таким расслабленным, что казалось почти неузнаваемым.
***
Как только Вивиан увидела, какое впечатление на Джереми Эштона оказал её американский теннисный костюм, то из памяти разом испарились неприятные утренние события. Восхищение в глазах мужчин всегда было способно излечить любые раны, нанесённые её самолюбию.
Единственное, что немного смущало Вивиан, так это подозрительное дружелюбие Оливии Адамсон. Раньше эта серьёзная молчаливая девушка вовсе не казалась ей подходящей компанией, и теперь нарочитое расположение, демонстрируемое кузиной, вызывало смутную тревогу.
Эштон прислал в Гриффин-холл автомобиль, и короткая поездка среди холмов в такой великолепный солнечный день воодушевила молодых людей. Майкл всю дорогу рассказывал забавные истории про будни Сити, и девушки заливисто хохотали, отдавая им должное.
Сама того не ожидая от себя, Вивиан, выходя из машины и увидев Джереми Эштона, почувствовала холодок под ложечкой. Позабыв подготовленные заранее лёгкие, ничего не значащие фразы, она вдруг запнулась на полуслове и умолкла. Он двигался к ней неспешно, с приветливой улыбкой, и взгляд его показался ей таким же ласковым, как солнечное тепло английского бабьего лета.
Позабыв, что избранная ею роль на этот день – блистательная Джин Харлоу, пленяющая мужчин одним движением ресниц и чарующим смехом, Вивиан вдруг растеряла весь свой апломб. Пока они все, не торопясь и обмениваясь по-светски пустыми приятными фразами, шли по направлению к корту, девушка была так непривычно молчалива, что Оливия принялась подозрительно на неё поглядывать.
Взгляды эти нервировали Вивиан ещё больше, чем собственное не поддающееся логике состояние.
