Близнецы тоже внимательно следили за американской кузиной, гадая про себя, что из сказанного тётушкой Розмари правда, а что плод её разыгравшегося воображения.
С полнейшим самообладанием Вивиан покачала головой и ответила:
– Я уже говорила, инспектор, что всю ночь находилась в своей комнате и покинула её только утром. Ни о каких посторонних мужчинах в Гриффин-холле, кроме констебля Лэмба, мне ничего не известно. Боюсь, что тётушка Розмари, – тут Вивиан кротко взглянула на пожилую даму, потерявшую дар речи от такой наглой лжи, – стала жертвой фантастического сна. Я тоже, если честно, после обильного ужина всегда очень дурно сплю, – доверительно призналась она с лёгкой улыбкой, адресованной Оливеру и близнецам.
Тётушка Розмари, задыхаясь от возмущения, силилась что-то сказать, но тут в гостиную без стука влетел сержант Киркби.
– Мы нашли её, сэр. Миссис Хоггарт. Вам нужно взглянуть на неё.
– Она жива? – взволнованно спросил Филипп, опередив сестру на секунду.
– Да, – Киркби кивнул и снова поторопил инспектора: – Пойдёмте, сэр. Вы должны увидеть миссис Хоггарт прямо сейчас.
Полицейские вышли из гостиной, и дверь за ними затворилась с громким стуком. Предварительный допрос, судя по всему, окончился, но никто не спешил расходиться.
– Боже мой, – простонала тётушка Розмари жалобно, с готовностью переключаясь на свежие события. – Бедняжка Грейс! Узнать о смерти мужа, и от кого? От бездушных грубых полицейских! Инспектор должен был позволить нам взять это на себя. Так было бы намного приличнее, да. Хотя откуда ему знать о приличиях? А ведь поначалу инспектор показался мне если и не джентльменом, то по крайней мере учтивым молодым человеком.
– Ну в бездействии его при всём желании не обвинить. Хотя бы одну беглянку нашли, – проворчал Матиас Крэббс, тяжело опускаясь в кресло.
Двери гостиной снова распахнулись, и в комнату заглянул сержант Киркби. Он обвёл всех взглядом, задержавшись на Оливии, и негромко сообщил:
– Миссис Хоггарт нужна помощь. Мы забираем её в участок, и необходимо, чтобы кто-нибудь помог ей собрать вещи. Боюсь, горничная так расстроилась, что от неё совсем нет никакого толку.
– Что значит, вы забираете её в участок, молодой человек? – тётушка Розмари этим утром не до конца исчерпала запасы воинственности, а сержант отлично подходил на роль козла отпущения. – Что вы вообще себе позволяете? Разумеется, Грейс останется здесь, вместе с дочерью. Она только что потеряла мужа и нуждается в поддержке!
– Я помогу, – Оливия, не дожидаясь окончания тётушкиной обличительной тирады, порывисто встала и послала брату предупредительный взгляд. – Проводите меня к ней, пожалуйста.
В холле, у парадного входа, находился дворецкий Симмонс, и впервые за долгие годы службы ему стоило больших усилий сохранять безупречную выдержку опытного слуги. Если смерть Айрис Белфорт являлась в его системе координат неприятным и неожиданным инцидентом, не более, то потрясения этого утра затрагивали семью Крэббс и Гриффин-холл напрямую. Осквернённая убийством лужайка у ручья, взломанная дверь в комнату замужней внучки хозяина, полицейские, снующие по всему дому, – никогда бы Симмонсу даже в самом страшном сне не пришло в голову, что он может стать свидетелем подобного. Вопреки логике вещей, старый слуга чувствовал себя обманутым, преданным, будто кто-то в одностороннем порядке изменил правила, которые служили основой его мира.
Дочь несчастной мисс Изабеллы, небрежно причёсанная, в мешковатых брюках, вышла из гостиной в компании сержанта Киркби и просительным жестом тронула его за рукав. «Так всё это время Грейс была у себя в комнате? – до Симмонса донёсся её взволнованный голос. – А почему вы забираете её отсюда? Вы же не хотите сказать, что подозреваете её в совершении убийства?» Мисс Оливия взбежала по ступенькам, чтобы оказаться впереди сержанта и заставить его ответить на свой вопрос, и от этой её заискивающей манеры дворецкий прикрыл глаза. «Улики, мисс Адамсон, обнаружены улики. Поверьте, я бы не хотел такого исхода, но инспектор Оливер считает это необходимым», – и оба они скрылись за поворотом.
Когда Оливия вошла в комнату Грейс, то едва не вскрикнула от неожиданности. Кузина, одетая в то же платье, что и вчера, безучастно сидела на краю кровати, ни на кого не глядя и сложив руки на коленях. Платье её было таким измятым, будто она спала, не раздеваясь, на запястьях бледных рук и шее Оливия рассмотрела глубокие царапины, уже подсохшие, но все ещё заметные. Заплаканная Дорис бестолково суетилась возле раскрытого чемодана, трясущимися руками и безо всякой системы укладывая в него вещи. Придя к ней на помощь, Оливия выложила половину – нарядные платья, шелковое бельё и несессер с рукодельными принадлежностями, – и вместо них тщательно и аккуратно уложила фланелевую ночную сорочку, тёплую шерстяную накидку, несколько полотенец и кусок мыла, а также, украдкой бросив взгляд на инспектора, молитвенник и фотографию малышки Полли в серебряной рамке.
Всё это время, что Оливия была рядом, она не могла найти в себе сил заговорить с кузиной Грейс, окликнуть её. Та казалась безмятежной и сидела ровно и тихо, только голова и плечи у неё мелко дрожали, как если бы она мёрзла, но в остальном поза молодой женщины была спокойной и расслабленной. Пока Оливия укладывала вещи кузины, ей казалось, что она предаёт её, вступает в сговор с посторонними равнодушными людьми, которые способны не только без всякого сожаления сообщить ей о смерти мужа, но и лишить права скорбеть о нём, объявив хладнокровной убийцей.
Когда вещи были собраны, Оливия отпустила Дорис, беззвучно льющую слезы и, обогнув кровать, выглянула в коридор. Инспектор, о чём-то тихо шепчущийся с сержантом, благодарно кивнул ей.
Оливия надеялась, что и Филипп, и все остальные не решатся покинуть гостиную, избегая тягостной сцены, но, когда их маленькая процессия во главе с инспектором Оливером спускалась в холл, все, включая горничных и миссис Уоттс со спящей малышкой Полли на руках, медленно обступили лестницу. Их жадные взгляды покоробили Оливию, ей захотелось обогнать кузину Грейс, встать перед ней, загородить от любопытных и обвиняющих взоров.
Та шла спокойно, механически ровно переставляя ноги и ни на кого не глядя. Оливия, опустив глаза, вдруг отметила какой-то обособленной частью сознания, что каблуки туфель кузины в налипшей земле и травинках, а чулок на правой ноге измазан то ли глиной, то ли грязью. Никто, даже Матиас Крэббс, стоявший в холле с мрачным выражением лица, не произнёс ни слова, когда Грейс в сопровождении полицейских оказалась внизу. Вид у неё был больной и несвежий, волосы, выбившиеся из небрежного узла, волглыми прядями струились у опухшего лица, и Оливия укорила себя, что не посмела притронуться к кузине и не причесала её как следует.
Жалобное хныканье малышки Полли будто разрушило чары, наложенные на Грейс. Её пугающее потустороннее спокойствие исчезло, лицо исказилось от острой душевной боли. Грейс рванулась к дочери, но дорогу ей тут же перегородил старший констебль Лэмб. Наливаясь краснотой от непристойности всего происходящего – шутка ли, чуть ли не силой держать молодую леди из такой уважаемой семьи, хоть она и не моргнув глазом застрелила мужа! – он, заикаясь от волнения, упрашивал её проследовать за ним в полицейскую машину. Грейс, внезапно осознав, что её хотят разлучить с малышкой Полли, принялась бессвязно выкрикивать мольбы и угрозы, а потом, выделив среди всех, кто присутствовал при этой ужасной сцене, Филиппа, прокричала:
