Филипп отмахнулся, продолжая развивать свою мысль:
– И вот теперь, когда я доказал, что любой из живущих в Гриффин-холле мог застрелить Майкла, а потом подбросить револьвер в комнату Грейс и запереть дверь так, чтобы всё выглядело, будто она сама заперлась, ты мне веришь? Веришь, что Грейс не совершала преступления?
Он умоляюще смотрел на сестру, и Оливии так сильно хотелось с ним согласиться, что она чуть было не кивнула. Однако слова инспектора о матерях, которые идут на всё, чтобы защитить интересы своего ребёнка, не шли у неё из головы.
– Послушай, Филипп, ну нельзя же в качестве доказательства использовать детские трюки с леской. Кстати, а куда её девать потом? Что, она так и будет торчать из замочной скважины?
Он хитро заулыбался и достал из кармана коробок со спичками. Вынув из картонки одну, он зажёг её и поднёс к кончику лески, свисавшему почти до самого пола. Прозрачная шелковая нить быстро загорелась, и крошечный огонёк стремительно подобрался к замочной скважине, чтобы исчезнуть в её недрах. Ноздри Оливии уловили лёгкий запах жжёных перьев, будто она находилась на кухне, где к обеду готовили курицу, и она с испугом проговорила:
– А ты так весь дом не спалишь? И всё равно, Филипп, ты уж меня прости, но это ничего не доказывает. То, что такой фокус возможен, не опровергает того, что Грейс убила Майкла. Тебе просто очень хочется, чтобы она оказалась невиновной.
Ликование Филиппа испарилось. Он устало привалился к стене и, вынув из кармана платок, принялся обтирать лицо и шею. Плечи его ссутулились, уголки рта горестно опустились.
– Да, – выдохнул он, – ты права, я очень, очень хочу, чтобы Грейс оказалась невиновной. Но даже я понимаю, что шансов на это невероятно мало.
***
Поистине безграничное терпение инспектора Оливера было вознаграждено тем, что Филипп Адамсон прибыл к нему на допрос не с пустыми руками. Уже с порога он безапелляционно заявил:
– Вы можете вернуть Грейс Хоггарт домой, инспектор. Я выяснил, что улики против неё с высокой долей вероятности были сфабрикованы.
День выдался и так нелёгким, весь последний час Оливер мечтал о чашке горячего чая и двух – нет, лучше трёх! – пирогах с почками, которые подавали в пабе возле почты, и самонадеянность Адамсона привела его в бешенство. Если до этого инспектор просто не слишком симпатизировал близнецам, то с этого момента начал испытывать стойкую антипатию. На ум ему сразу пришли слова старшего суперинтенданта, в чьём профессионализме он никогда не сомневался и которого высоко чтил: «Чаще всего убийцей оказывается либо тот, кто всеми силами стремится остаться в тени и быть тише воды, либо тот, кто активнее всех участвует в расследовании и громче других требует справедливости».
Невзирая на чувства, душившие его при виде Филиппа Адамсона, инспектор учтиво предложил ему сесть и внимательно выслушал. Пока тот говорил, описывая весь процесс фокуса с ключом и леской – запальчиво, чересчур многословно и, разумеется, на взгляд обоих полицейских, совершенно неубедительно, – внутренний голос Оливера надрывался сиреной, возвещая о том, что подозрительнее этого парня только улыбающийся докер, трезвый, как стёклышко, в день получки.
– Я благодарен, мистер Адамсон, что вы нашли время поделиться с нами вашими умозаключениями, – тон инспектора был настолько вежлив, что это не предвещало ничего хорошего. – Но скажите-ка мне вот что: кто, по-вашему, мог проделать всё то, что вы только что описали? Ведь наверняка для этого требуется определённая сноровка, не так ли? Вот вы, например, как сумели овладеть таким тонким искусством?
– В школе для мальчиков Уиллмилл, – тут же ответил Филипп, который уже понял, к чему ведёт полицейский. – Но уверяю вас, инспектор, я не убивал Майкла Хоггарта, не подкидывал револьвер в комнату Грейс и не запирал её дверь.
– Хм, – Оливер, отбросив хорошие манеры, даже не стал скрывать своего недоверия. – Ну ладно, мистер Адамсон, предположим, что это так. Но тот факт, что вам удалось проделать этот фокус, ещё не говорит о том, что нечто подобное проделал и убийца с целью подставить миссис Хоггарт. Против неё имеются неопровержимые улики, и револьвер – только одна из них.
– Вот и Оливия сказала то же самое, – тон Филиппа был мрачен. – У меня чувство, что я бьюсь лбом о стену. Все с таким спокойствием восприняли её арест, и никто, никто даже и мысли не допускает, что Грейс может оказаться невиновной. Нет, всем проще считать, что именно она убила двоих человек. А тем временем убийца находится на свободе и наслаждается триумфом!
Инспектор первый раз видел Филиппа Адамсона таким взволнованным. Ни следа не осталось от его бесстрастности и вежливой холодности. Молодой человек – намеренно ли он принял подобный вид, или и в самом деле испытывал эти чувства? – с отчаянием переводил взгляд с одного полицейского на другого, пытаясь заставить их поверить в невиновность Грейс Хоггарт.
– Ну и кто же, по-вашему, совершил эти преступления, если миссис Хоггарт невиновна? Кого из обитателей Гриффин-холла вы прочите в убийцы?
– А почему вы так уверены, что убийца находится в доме?
– Потому, мистер Адамсон, что тем вечером, когда погибла мисс Белфорт, в поместье находились те же лица, что и в ночь убийства мистера Хоггарта.
– А как же Джереми Эштон, сквайр? Он присутствовал при первом убийстве и имел возможность совершить второе.
– Против мистера Эштона нет никаких улик, – улыбнулся инспектор, которого позабавило детское желание Адамсона обвинить кого угодно, лишь бы снять подозрения с кузины. – И мотива у него тоже нет. Он никак не выигрывает ни от смерти мистера Крэббса, ни от гибели Майкла Хоггарта.
– Но мы ведь можем не знать всех обстоятельств! – запальчиво выкрикнул Филипп, раздосадованный тем, что инспектор не принимает его доводы всерьёз.
– Вы можете не знать, это так. А я – я должен знать, и знаю. Узнавать обстоятельства – это моя работа, мистер Адамсон. И смею думать, что я хорошо с ней справляюсь.
Назидательность тона инспектора и непробиваемая уверенность в вине Грейс просто опустошили Филиппа. Он вдруг понял, что всё бесполезно – и аргументы, и поиск улик против таинственного убийцы, – ничто не сможет сдвинуть полицейских с той позиции, которую они заняли, и ничто не сумеет поколебать их уверенность в том, что преступник найден и правосудие непременно в самом скором времени восторжествует.
Инспектор отметил про себя эту перемену. Плечи Адамсона опустились, он сидел в кресле как-то полубоком, подобрав длинные ноги, и на лице его появилось растерянной выражение.
– Знаете, мистер Адамсон, я позволю себе дать вам совет, – инспектор сложил пальцы домиком, откинулся на спинку дивана и всё тем же раздражающим, невероятно самодовольным тоном проговорил: – Не тратьте своё время на игры в сыщика. Буду благодарен, если вы передадите мои слова мисс Оливии. Я вижу, что вы вообразили себя этакими доморощенными Шерлоками. Поверьте моему опыту, ничего хорошего из этого обычно не выходит. Предоставьте полиции делать свою работу, и, что важно! не мешайте нам, прошу! Я понимаю, вы с сестрой люди молодые, вам скучно, вам хочется развлечься, раз уж вы пока не можете покинуть старый дом…
