Не слишком утешительный вывод.
Наступил следующий день, и Пайн сидела на своей кровати в «Коттедже».
Она взяла журнал, который ей отдал Майрон, открыла на странице с фотографией ее матери, долго сидела и смотрела на снимок. Потом провела пальцем по пышным волосам женщины, которая помогла ей появиться на свет, и посмотрела на надпись под фотографией. Лондон. Карл Лагерфельд. Подиум. Аманда. Она была красивой, впрочем, многовато макияжа, да и наряд слишком откровенный, как часто бывает на подобных показах.
Из Лондона в Андерсонвилль. Какое странное путешествие. Пайн ничего не понимала.
Она отложила журнал в сторону, открыла второй чемодан, достала старую куклу и провела пальцами по ее волосам. Снаружи, за окном начался дождь. Когда они возвращались из Колумбуса, тоже шел дождь, который прекратился, когда они въехали в Андерсонвилль. Однако сейчас собирались черные тучи, ветер усиливался, и Пайн поняла, что будет настоящий ливень.
На обратном пути она позвонила Уоллису и рассказала о том, что произошло с Бет Клеммонс. Он, в свою очередь, поведал ей о вскрытии Лейна Гиллеспи. Там не оказалось сюрпризов. Смерть от пулевого ранения. Никаких улик. Никаких следов борьбы. Смокинг, цилиндр и букетик никуда не привели. Труп не дал ответов, и они не сумели приблизиться к убийце.
Пайн проинформировала полицию Колумбуса о том, что Джин Мартин вспомнил о рабочем, который направлялся в сторону грузовых лифтов. Полиция провела небольшое расследование, но пока им не удалось выяснить ничего нового. Возле входа на парковку была установлена камера наблюдения, но она не работала. Они пришли к выводу, что дверь к грузовому лифту убийца открыл ключ-картой Ханны Ребане и проник в здание именно таким путем. Вне всякого сомнения, он вошел и вышел, воспользовавшись грузовым лифтом.
Пайн не сомневалась, что у него имелась не только ключ-карта, но и ключ от квартиры, которым он открыл дверь, вошел внутрь и дождался Бет Клеммонс.
Три человека мертвы, и все они связаны между собой. Ребане с Клеммонс как подруги, жившие в одной квартире, две женщины и Лейн Гиллеспи – и мир кино для взрослых.
Пайн посмотрела на другие предметы, лежавшие на кровати, и отложила куклу в сторону.
Барри Винсент. Почему он поссорился с ее отцом из-за того, что случилось с Мерси? Она даже его не помнила. А вот Майрон Прингл не забыл. Он разнимал подравшихся мужчин. «Интересно, что произошло с Винсентом», – подумала Пайн. Никто о нем не упоминал. В досье полицейского расследования его имя отсутствовало.
Ну, возможно, она кое-что сможет изменить.
Пайн спустилась вниз и постучала в дверь с надписью «ОФИС».
– Да?
Пайн открыла дверь и увидела Лорен Грэм, сидевшую за письменным столом перед лэптопом.
– Если вы сейчас заняты, я зайду позже, – сказала Пайн.
– Нет, у меня очередной творческий ступор.
Пайн закрыла за собой дверь.
– Возможно, – сказала она, – вы можете мне помочь.
Грэм сняла очки и положила их перед собой.
– Хорошо, а вы подумали о моей просьбе? – Затем она заметила синяк на лбу Пайн. – Что с вами случилось?
– Врезалась в стену. Послушайте, я могу в самом общем виде поговорить с вами о некоторых моих расследованиях.
– Превосходно. Может быть сегодня вечером, за ужином?
– В «Темнице»?
– Нет, в Америкусе. Там есть итальянский ресторан, в который мне хочется заглянуть.
Пайн колебалась всего секунду.
– Конечно.
– Отлично, я слушаю ваш вопрос.
Пайн села напротив нее.
– Барри Винсент. Вы его помните?
– Барри Винсент?
– Он обвинил моего отца в исчезновении сестры. Мне рассказал о нем Майрон Прингл. Именно он разнимал моего отца и Винсента, когда они подрались возле нашего старого дома.
Грэм поджала губы и ненадолго задумалась.
– Убей меня бог, не помню этого имени, – призналась она. – Вы уверены, что он из Андерсонвилля?
– Я сделала такой вывод из слов Прингла, когда он сказал, что Винсент подрался с моим отцом возле нашего дома.
– Агнес Ридли может его помнить.
– Хорошо, я у нее спрошу.
– Складывается впечатление, что вы продвигаетесь вперед, – заметила Грэм, бросив на Пайн странный взгляд.
Во всяком случае, Пайн так показалось.
– Ну, до некоторой степени. Вы знаете, вам не обязательно со мной ужинать. Мы можем поговорить об одном из моих расследований прямо сейчас.
– Нет, я думаю, будет намного приятнее вести разговор за вкусной едой и хорошим вином. – Грэм посмотрела на часы. – Нам лучше всего уехать в шесть.
Она посмотрела на одежду Пайн: джинсы, свитер, ботинки и ветровка ФБР.
– Хм-м-м, а у вас есть… платье и… туфли на высоких каблуках? Для посещения ресторана вам следует переодеться.
– Думаю, что сумею найти что-нибудь подходящее.
– Мне бы не хотелось выглядеть заносчивой…
Пайн не ответила.
Грэм бросила на нее проницательный взгляд.
– Вы весьма привлекательны, Этли, похожи на свою мать. Высокий рост, длинный торс и ноги. Вы будете хорошо выглядеть в любом наряде. Если бы вы потратили некоторое время…
– У меня есть чем заняться в свободное время. Ну а если мне требуется привести себя в порядок, обычно я справляюсь с этой проблемой.
– Не сомневаюсь. Я не хотела вас обидеть. Вы собираетесь поговорить с Агнес Ридли прямо сейчас?
– Да.
– Вы считаете, что Барри Винсент может оказаться важным звеном в вашем расследовании?
– Да, до тех пор, пока не окажется, что он ни при чем. Так всегда бывает во время расследования – по крайней мере, у меня. Возможно, для романа мои методы могут показаться скучными, – добавила она, бросив взгляд на стоявший на письменном столе лэптоп.
– Сделать роман интересным – моя задача.
– Вот так и работает воображение, насколько я понимаю.
– Надеюсь, у меня его достаточно, – с некоторым сомнением ответила Грэм.
Пайн вышла на улицу, направилась к своему внедорожнику и села за руль. Адрес Агнес Ридли она выяснила во время первого разговора с ней. Она жила в нескольких милях от города, по пути к старому дому Пайн.
Возле дома Агнес Ридли, на подъездной дорожке, усыпанной гравием, стоял старый «Бьюик», который страшно проржавел, а срок использования номера штата Джорджия истек три года назад. Дом показался Пайн немного знакомым, хотя она не помнила, чтобы когда-либо туда заходила. Ридли оказалась дома и почти сразу ответила на стук Пайн. Она также спросила у нее про синяки, и Пайн вновь сослалась на стену и собственную неловкость.
