Наличие мифов, несущих в себе конструктивные основы, – это результат культивирования в гражданах потребности к сочувствию, особенно по отношению к странникам. Важнейшим шагом древнееврейской истории было принятие закона (в Книге Левита), гласившего: «Тебе следует судить странника [читайте: человека, несущего в себе иные мифы] по тем же законам, по которым ты судишь детей Израиля».
Наличие места, где тебя выслушают, где ты себя чувствуешь дома, является критически важным для мифа, поддерживающего наш здоровый мир. Многие наши пациенты на сеансах психоанализа открывают для себя то, что их проблемы, связанные с невротическими состояниями, объясняются тем, что у них никогда не было дома, в котором их бы выслушали. Рональд Лэйнг поведал о сессии со своей пятилетней пациенткой, которая все еще не умела говорить. Ее привели к нему родители, она проследовала в кабинет доктора и там уселась на пол в позе маленького Будды – как это описывал доктор Лэйнг. Он сел напротив нее в аналогичной позе. Затем она стала делать руками разные движения, и Лэйнг повторял за ней. Так прошел целый час – никто не проронил ни слова, они просто в тишине занимались тем, что можно назвать чем-то отдаленно похожим на танцы первобытных людей. По окончании часа они поднялись, и девочка ушла. Но после этого она заговорила со своими родителями. Он позднее узнал, что родители спросили ее, что происходило в кабинете, на что она огрызнулась: «Не ваше дело»
[38].
Дети, которые отказываются говорить, могут тем самым показывать – как в вышеописанном случае, – что окружающая среда, в которой они были рождены, ощущается ими как враждебная, холодная и негостеприимная. Одна из реакций на это – отказ становиться частью этой среды через отказ говорить. Другие могут бесконечно сосать пальцы или делать еще что-то, показывающее, что им необходимо иметь что-то близкое, если и не дом, то домашнего любимца или куклу, в которых будут воплощены некие мифические смыслы.
Таковой является наша потребность в обществе, в доме, в котором мы будем ощущать, что принадлежим ему, в семье, в которой мы чувствуем себя защищенными и с которой мы ощущаем теснейшую связь. Без мифа, который делает ребенка частью некой общности, без дома, дающего теплоту и защиту, ребенок не будет развиваться в истинно человеческом духе. Как показал доктор Рене Шпиц еще несколько десятилетний тому назад, сироты, у которых никогда не было матери, часто стараются укрыться в углу своей кроватки, а в особо тяжелых случаях буквально умирают от отсутствия любви.
Наличие друзей и семьи, которую можно называть своей (неважно, в действительности или в своих фантазиях), – это не просто что-то желательное. Это необходимость для психологического, духовного и физического выживания. Мы все ищем, стремимся к коллективному мифу, призываем его дать нам точку опоры во вселенной, которая в противном случае становится хаосом.
Куда подевались все наши герои?
Миф о родине символизируется героем, на которого проецируются высшие цели общества. Без такого героя сообществу не хватает размаха, так как обычно он является душой этого сообщества. Для граждан необходимо равняться на героев для того, чтобы находить свои идеалы, обретать мужество и мудрость, связанные с их принадлежностью к этому обществу. «Общество должно изобрести способ, который позволил бы его гражданам чувствовать себя героями, – заявил Эрнст Беккер. – Это один из величайших вызовов двадцатого века»
[39]. Мы жаждем обрести своих героев как ролевые модели, задающие нам стандарты поведения, как этику, воплощенную в живом человеческом существе, подобном нам самим. Герой – это миф в действии.
Через механизмы проекции мы становимся все более похожими на нашего героя, как Готорн описал в своей повести «Великий каменный лик». Ее главный герой живет у подножья горы, скалистая вершина которой выглядит похожей на героический человеческий образ. Существовало предание о том, что однажды придет благородный человек, лицо которого будет иметь несомненное сходство с этим «великим каменным ликом». Главный герой повести Готорна всю свою жизнь делал добрые дела для своих односельчан, оглядываясь на «великий каменный лик», ожидая прихода того, кто будет похож на этот лик. Когда он уже стал стариком, окружавшие его люди, его соседи вдруг отчетливо осознали, что именно его лицо является подобием «великого каменного лика» на вершине горы.
Герой несет в себе наши надежды и устремления, наши идеалы, наши убеждения. Наш герой – это наше собственное творение в самом глубоком смысле; он (или она) рожден нашим коллективным сознанием, как наш миф. Именно это делает героя столь важным: он отражает наше чувство собственной идентичности, из которого формируется наш собственный героизм. Когда была опубликована моя книга «Пауль Тиллих. Воспоминания о дружбе» (Paulus: Reminiscences of a Friendship), один обозреватель выразил свой острый критицизм по ее поводу на том основании, что я делаю Пауля Тиллиха героем. Это опасное дело в нашем двадцатом веке, продолжал этот критик, так как открывает дорогу к поклонению герою, к культу личности, что было продемонстрировано последователями Адольфа Гитлера, у которых почитание героя вылилось в демоническую одержимость. Некоторые могут с такими доводами согласиться, так как культ героя, насаждавшийся Гитлером, несомненно, привел к величайшим разрушительным последствиям, не имевшим аналогов в мировой истории. Но давайте не выплескивать с водой и ребенка. Во времена отсутствия героев, в 1990-е годы мы оказываемся не способными воплотить в жизнь собственный миф об общих целях и идеалах нашего общества.
Было время, когда Чарльз Линдберг был героем всех американцев, впрочем, как и всего цивилизованного мира. В 1927 году он наяву продемонстрировал вроде бы абсолютно элементарные человеческие качества – мужество и смелость, которые были необходимы для того, чтобы в одиночку пересечь Атлантический океан на хлипком самолете-биплане. Но в те дни такая отвага была великой. Линдберга встречали в парижском аэропорту десятки тысяч ликующих и восторженных парижан. Это событие доказало всему миру, что Америка эпохи джаза имеет свою душу, а не только свои саксофоны. В Нью-Йорке Линдберга осыпали бумажными серпантинами и шумно приветствовали уличными шествиями невиданного до того размаха. Он принимал все эти знаки восторга с застенчивой улыбкой молодого парня со Среднего Запада, воплощающего собой спокойное мужество и отвагу самого сердца Америки. Его аэроплан, ныне выставленный в Музее авиации и космонавтики в Вашингтоне, получил имя «Дух Сент-Луиса», но на самом деле он олицетворяет собой дух нас всех, из Миссури ли мы родом или нет. Мы подражали этому нашему герою, у множества столь же скромных мужчин и женщин, молодых и старых, выросла самооценка в результате своей идентификации с Линдбергом. Амелия Эрхарт с ее духом первооткрывательницы и стремлением к риску олицетворяла аналогичный феномен, ставший ориентиром для женщин. Линдберг и Эрхарт были носителями мифа об уединении, который все мы ищем в глубине наших сердец, который должен оказаться в центре и который состоит в стремлении стать героическими американцами, способными ставить и достигать великие цели с помощью упорства и храбрости. Мы все в глубине души ощущаем, что обладаем – или стремимся обладать – такой же степенью отваги и смелости, которую продемонстрировали Линдберг, Элеонора Рузвельт и некоторые другие
[40].
