Таким образом, «Доктор Фаустус» – это миф, который показывает нам смысл искупительного зла и очищающего спасения. Манн описывает человеческую жизнь в том виде, в каком он мог наблюдать ее в те ужасные годы. Он делает упор на тот факт, что мы все виновны, даже если не совершали никакого явного зла. Мы спасены той добродетелью, которая выше нас самих; но, возможно, наша добродетель поможет кому-то другому. Жизнь никогда не сводится к простому сложению каких-то конкретных грехов. Ребенок бедного крестьянина, отдающего половину своего урожая в качестве оброка землевладельцу, или голодающие дети в Африке – они сами не сделали ничего плохого, не совершили конкретного зла; они страдают за ошибки других, а может, за ошибки своей судьбы. Наш западный крайний индивидуализм сам является частью всемирного зла. Бог не занимается бухгалтерией: и невинные, и виновные являются неотъемлемой частью и одного на всех зла, и одного спасения. Как мы можем отметить, у всех трех Фаустов – и у Марлоу, и у Гете, и у Манна – имеется степень по теологии, что означает, что добро никогда не уходит слишком далеко от зла.
Манн особо подчеркивает, что «тривиализация искусств» является серьезнейшим пороком нашей цивилизации. Но нельзя указать на конкретного человека или даже на какую-то группу людей, которых можно было бы назвать ответственными за это, придерживаются они додекафонии или нет. Книга говорит, что все немцы (а на самом деле мы все на Западе) разделяют нашу общую вину. Мы продали наши души дьяволу, но мы все еще надеемся на благодать спасения. Быть человеком – это существовать в рамках парадокса, когда с одной стороны от тебя стоит Мефистофель, а с другой – добрые ангелы.
Психотерапия как фаустианство
Мы уже отмечали выше, что Томас Манн в своей книге «Доктор Фаустус» очень часто критически отзывается о психологии. Одним из примеров этого служит такая ремарка дьявола: «Психология – Боже милосердный, неужели ты с ней еще якшаешься?! Это же скверный, обывательский девятнадцатый век!» Конечно, Манн это делает не потому, что в реальной жизни как-то особо плохо относился к психологии. Он высоко ее ценил и даже прочитал замечательную лекцию на праздновании восьмидесятилетия Фрейда. Но очень многое свидетельствует в пользу того, что культура западного мира двадцатого века носит фаустианский характер. Как это соотносится с психологией? Наш процветающий фондовый рынок, огромный рост числа миллионеров, наша гонка ядерных вооружений и звездные войны – все это делает нашу эпоху ареной, на которой разворачивается действие мифа о Фаусте, причем его действие носит более глубокий характер, чем во времена Марлоу и, конечно, Гете.
Любопытно отметить связь между распространением психологических наук и практик и этим мифом о фаустианской эпохе в западной культуре. Является ли причиной этого широкое распространение эмоциональных расстройств? Особая потребность в помощи для психологической коррекции? Что общество находится в «ожидании Годо»? Или то, как сказал бы Манн, что в культуре господствует «тривиализация Бога»? Остроумное высказывание, рожденное в Вене («психоанализ – это болезнь, для излечения от которой применяется психотерапия»), выражает особо глубокую связь между собственно этой болезнью и тем, как ее следует лечить.
В самом деле, то, как действует дьявол, очень заметно отдает психоанализом. «То, что не ощущаешь сам, невозможно уловить в искусстве, – говорит дьявол, – до тех пор, пока это не станет исходить из твоего внутреннего источника». А потом он снова замечает: «От бремени и освобождаем. Мы посылаем к черту робость, скованность и всякие там целомудренные сомнения».
Мы уже обращали внимание, особенно в версиях Гете и Марлоу, что при описании своих проблем Фауст выглядит как современный человек, пришедший на прием к психотерапевту. Когда гетевский Фауст жалуется: «Встаю ли утром – ждут меня страданья», «Так тяжко, горько мне, что жизнь мне не мила», он рассуждает абсолютно так же, как наши пациенты. Миф о Фаусте настолько сильно пропитывает всю нашу культуру, что становится частью наших усилий по оказанию корректирующей помощи, в данном случае психотерапевтической, точно так же, как и частью проблем.
Люди обращаются к психотерапевту, потому что у них не хватает собственных сил. Они жалуются на то, что не могут чего-то достичь. Следует ли тогда им продать душу дьяволу (в наши дни это значит обратиться к кокаину, героину, алкоголю)? Некоторые, конечно, уже испробовали эти способы в поисках хотя бы некоторого облегчения своих печалей и скорбей, даже понимая, что они не могут ожидать излечения.
Обращающиеся к психотерапии также хотят чувственного удовлетворения. Реклама на телевидении и в гламурных глянцевых журналах буквально бомбардирует нас постоянным повторением того, что если ты не богатый, если ты не «классный» и не секси, если не пьешь каждый вечер шампанское, то ты неудачник по жизни
[206]. Пациенты хотят обрести «магическое знание», и неважно, насколько корректно психотерапевт объяснит, что обретение знания и приход озарения не имеют отношения к магии и волшебству. Когда на человека снисходит озарение, он все равно ощущает это как чудо.
В господствовавшем на заре психоанализа убеждении, что подавление в подсознание – это главное и всеобщее зло, что человек должен свободно выражать себя в любых ситуациях (хотя это прочтение Фрейда было ошибочным), мы явственно ощущаем фаустианский привкус. Множество ранних форм психотерапии основывалось на предположении, что человеку надо снять все свои блоки, и после этого он сможет обрести всю заложенную в нем силу и достичь максимально возможного для него чувственного удовлетворения. Ори во всю глотку, занимайся сексом со всеми подряд, пусть ничего не стоит на твоем пути!
Такое применение психоанализа само по себе основывается на фаустианских принципах. Эрих Фромм озаглавил одну из своих книг «Вы будете как боги». Людям следует культивировать свободное выражение своих настроений и желаний, в соответствии с чем жил Фаустус у Марлоу (и что привело к его проклятию). Бесконечная погоня за тем, чтобы «от жизни взять все и еще больше» (как это проповедуется в целом ряде таких книг по «поп-психологии», как «У меня все в порядке» или «Ты в порядке»), сама по себе является формой фаустианства.
Психоанализ, без сомнения, стремится к разрешению проблем нашего сегодняшнего дня. Когда у людей возникает чувство вины за то, что они «сделали свой миллион», они могут захотеть обратиться к психотерапевту и получить там заверение, что они просто использовали свои способности и что никто не должен чувствовать себя виноватым за это. Когда кто-то ввязывается в жестокую конкуренцию, он может так же захотеть обратится к психотерапевту и узнать, что успех будет доказательством его состоятельности, а не наоборот. Когда кто-то женится на сногсшибательной, будто сошедшей с обложки глянцевого журнала блондинке, а потом этот брак терпит крах, то он тоже может обратиться к психотерапевту – и это придаст ему сил попробовать все это сделать еще раз. В каком-то разговоре можно часто понять, что человек, с которым ты общаешься, уже испытал на себе ту или иную форму психотерапии. Время от времени можно услышать от своего друга, что он очень спешит – у него был «плохой сон», и он летит к своему психоаналитику, чтобы унять тревогу. В Нью-Гемпшире, где моя семья отдыхает летом, в одной местной газете промелькнула реклама, озаглавленная «Поддерживающее и краткосрочное консультирование», а далее перечислялось то, что этот «консультант» и его «консультации» могут вам предоставить: «снятие стресса, вывод из кризисов, выбор цели, принятие решений, ориентация в выборе образа жизни, создание собственного имиджа, стратегии поиска партнера, социальное взаимодействие, повышение самооценки».
