Мы уже говорили о том, что миф рождается, когда в течение времени врывается вечность. Миф существует в обоих измерениях: он и о наших земных каждодневных переживаниях, но он также выходит за пределы нашего мирского существования. Он наделяет нас возможностью духовной жизни. Покажите мне того, кто не был потрясен величием коринфских колонн храма Зевса в Афинах? Мы повторяем про себя, слушая сонату Моцарта: «Даже если бы я жил тысячу лет, я бы никогда не смог забыть этот момент!» Такие моменты существуют вне времени.
И потом, совершенно необязательно объездить весь мир. Представьте себе восход солнца – на каждом лугу в этот момент триллионы острых травинок, на каждой блестит капелька росы – прямо за несколько мгновений до появления солнца. В каждой такой капле на серебристом фоне отражается многоцветная радуга. Триллионы бриллиантов на каждом лугу!
Размышления такого рода и в такой момент несут в себе миф о вечности независимо от того, сколь скоротечны эти моменты и как коротка наша жизнь. Даже когда вам приходится скучать в аэропорту, ожидая свой рейс, всегда найдется момент радости, если вы оживите в своей памяти многие вещи, отличающиеся красотой и очарованием, которые вы когда-то видели, или слышали, или пережили. Мы обладаем значительно большим богатством, чем это может показаться!
Мир и гуманизм
Жизнь уже никогда не станет такой, какой когда-то была. Мы будем видеть нашу землю в ее истинном виде – яркой, голубой и красивой посреди той тишины, в которой она проплывает… Люди – словно товарищи по путешествию верхом на этой яркой красоте посреди вечного холода – теперь знают, что они воистину братья.
Арчибальд Маклиш
Последние слова в процитированном высказывании Маклиша трогают нас сильнее всего – что мы «воистину братья»
[231]. Однако правдой является и то, что волна терроризма не спадает, что люди до сих пор убивают людей в Африке, на Ближнем и Дальнем Востоке, в обеих Америках. Захват заложников стал чуть ли не узаконенной формой ведения боевых действий в некоторых странах третьего мира, которые не обладают сильными армиями. Мы знаем, что ощущение братства еще не воспринимается должным образом огромным количеством населения планеты.
Однако исследование небес стало мифом, с помощью которого мы сможем прийти к новой международной этике и взаимопониманию, к новым смыслам существования человечества. Хотя это все еще не изменило нас, можно надеяться, что это станет тем новым мифом, основываясь на котором мы сможем выработать новую, уже единую для всех народов мораль и нравственность.
Рассел Швайкарт (Расти) – один из членов экипажа «Аполлона-7» – говорит нам о своих чувствах по поводу этих великих событий и этим дает нам замечательное повествование, рассказывающее о новом мифе, в подлинности которого нет сомнений
[232]. Первым делом он отмечает связь между тем, что он испытал сам, и мифом о сотворении мира из Книги Бытия, о котором говорилось во время предыдущего полета:
В декабре 1968 года Фрэнк Борман, Джим Ловелл и Билл Андерс облетели Луну в канун Рождества и в это время читали отрывки из Книги Бытия и других частей Библии для того, чтобы придать переживаемым ими чувствам и всему событию элемент сакральности, чтобы каким-то образом передать всем людям по возвращению на Землю то, что они тогда испытывали.
Расти обращал особое внимание на то, что астронавты вовсе не герои (хотя в новом мифе они вполне могли бы стать ими), они – ваши соседи, они для всех нас – люди, живущие за дверью соседнего дома. Таким способом Расти делал этот миф частью нашего сообщества независимо от того, совершаем ли мы – другие члены этого сообщества – такие новаторские дела, как полет в космос в капсуле космического корабля, или просто остаемся дома. Он сам, безусловно, является частью таинства нашей планеты.
Он – что типично для мифов – говорит о «вас» так, будто все мы находились там, с ними, в их лунном модуле. И действительно, в мифологическом смысле мы были там.
Вы проверяете работоспособность портативной системы жизнеобеспечения, и все, кажется, работает нормально, вы надеваете ее себе на спину, вы подсоединяете все шланги, провода, разъемы, кабели, антенны и приделываете все остальное к своему телу… А снаружи, на передней площадке лунного модуля, вы видите восход солнца над Тихим океаном. И это невероятно красивый вид, прекрасный, прекрасный…
Зависимость астронавтов друг от друга абсолютна, большей не бывает, так как смогут ли те двое, которым выпало отделиться (от основного модуля), вернуться обратно, сможет ли лунный модуль пристыковаться к основному кораблю, зависит от четкого и осознанного выполнения каждым своей части общей работы. Бесконечность космоса выводит эту взаимозависимость на уровень вопроса жизни и смерти. «Дэйв Скотт – ваш сосед, но он никогда не был соседом того типа, которым стал сейчас», – так Расти описывает те связи, которые возникли между астронавтами.
После тех невероятных испытаний Расти задался вопросом: что же это все означает? И отвечает на него, помимо всего прочего и очевидного, вполне в духе мифов: «Я думаю, что мы сыграли свою роль в изменении концепции того, что есть человек и что есть природа жизни». Этот важнейший вопрос и ответ на него придают мифу его огромную морально-нравственную глубину. Размышляя над этим вопросом, Расти обращает свой взор вниз, на Землю, которая выглядит такой хрупкой со стратосферной высоты, где находятся астронавты.
Наша планета настолько мала, что космический корабль может облететь ее всю за полтора часа, и вы начинаете понимать, что ваша личность связана с этим всем.
…Вы смотрите вниз и не можете себе представить, сколько много границ и разделительных линий вы пересекаете снова, и снова, и снова, а вы даже не видите их. Там люди – сотни людей, убивающих друг друга на Ближнем Востоке, воюя за какую-то воображаемую линию, которую вы просто никак не ощущаете… И с того уровня, с которого вы наблюдаете за этим всем, оно – это все – представляется единым, а это так прекрасно.
Расти размышляет над той тайной, которая присутствует в каждом мифе. Обдумывая вопрос, почему именно он, а не вы или я, оказался там, наверху, он задается вопросом: «Оказался ли я тем, кого избрал Бог, чтобы испытать и пережить те особые ощущения, которые недоступны другим?» Он твердо отвечает «нет». Он уверен, что ему выпало совершить тот полет, который мог бы совершить любой человек, прошедший соответствующую подготовку. Именно поэтому, говорит он, «я использовал слово “вы”, потому что это не только я или другие, кто побывал в лунном модуле. Там была сама жизнь, которая прошла через опыт этих переживаний». Такие выражения и формируют миф новой эры, точно так же как Колумб и Магеллан в их время внесли свой вклад в мифы эпохи Возрождения.
