— Нисколько не сомневался в бдительности твоих осведомителей. И всё же. — Сидя вполоборота, Кейлус подался вперёд, склонившись ближе к креслу сестры. — Не думаешь ли ты, что наш Мирк… под самым нашим носом… сошёлся с той самой обещанной девой?..
Толпа сопроводила начало последнего боя ликующими криками. Боя одной команды, уверенной в своём превосходстве, готовой закончить игру, с другой: собравшейся перед открытыми дверьми своей башни, защищая её с отчаянностью тех, кому уже нечего терять.
— Забудь о заговоре, Кейл. И о пророчестве. Надеюсь, мы все вскоре о нём забудем, — откликнулась Айрес небрежно. — Пророчества — вещь зыбкая и опасная. Иные из записей Лоурэн уже не сбывались…
— Или мы просто об этом не знаем.
— …но даже если это правдиво, ничто в нём не указывает на моё правление. — Айрес чуть повернула голову, взглянув на кузена; ресницы её дрогнули, очертив намёк на холодный прищур. — Или ты решишься это оспорить?
Любой другой человек, причастный к королевскому двору и хорошо знакомый с повадками Её Величества, под этим прищуром в мыслях уже собирал бы вещи для скорого переселения в каменоломни. Однако Кейлус Тибель, помимо того, что он прекрасно осознавал своё особое положение, при внешней утончённости и некоторой женственности представлял собой персону отнюдь не робкого десятка.
— Что ты. И в мыслях не было. — Глаза под лениво прикрытыми веками блеснули, точно лунные блики на ледяных водах тёмного зимнего озера. — Чтобы твоё сердце было… как там сказано… «холодно и черно»? Одного взгляда на ваши нежные отношения с Уэрти хватит, чтобы решительно это опровергнуть. При всём уважении к светлой памяти наших общих родственников — и родная мать не относилась бы лучше к тому, на ком навеки лежит клеймо сына изменников.
Вряд ли Герберт мог этого не услышать. Но он не шелохнулся. И не ответил на укол ни словами, ни взглядом.
Как ничем не выдал своё мнение о предыдущей гипотезе дорогого дядюшки.
— Дети не в ответе за грехи отцов. — Королева следила, как Миракл теснит сразу двух противников: бесстрашно, бесшабашно, паутиной непрерывных быстрых движений, сливавшихся в единое текучее кружево ударов. — И я буду скучать по сестре, пока живу.
Зрители не сразу осознали, что на арене против пятерых сражаются четверо. И поняли это лишь тогда, когда пятый, в пылу битвы незаметно проскользнувший в двери вражеской башни, вдруг появился на её верхушке — и, подняв флаг, окончил игру звуком горна, разнёсшимся из ниоткуда над ареной и беснующимися трибунами.
— Браво, — сердечно улыбаясь, Айрес зааплодировала слегка вскинутыми руками. — Имя Тибелей не посрамлено.
— И в моём кошельке прибавилось золота, — добавил Кейлус.
— Ставишь на родственников?
— Когда среди родственников главный чемпион арены, соображениям этики и неудобства свойственно отходить на второй план. — Прищёлкнув каблуками, кузен королевы неторопливо поднялся с места. — Разрешите? Поспешу забрать свой выигрыш, пока есть возможность не проталкиваться через всякий сброд.
Проследив, как он покидает ложу, Айрес вновь воззрилась туда, где медленно таяла и река, и деревья, и башни. Оставляя лишь зелёный газон и помост, на котором сиял трофейный кубок, сам собой выдвинувшийся посреди арены. Туда и направились победители — и, легко взбежав по белым ступеням, Миракл замер в шаге от желанного приза, позволив своему командиру первым взять его, в жесте безусловного торжества вскинув высоко над головой.
— Ты же знаешь, Уэрт, — проговорила Айрес неожиданно, пока усталые победители наслаждались ещё не до конца осознанным выигрышем, пытаясь обнять разом всех товарищей и кубок. — Твои родители сами избрали свою дорогу. Но боль, поселившаяся во мне в день их гибели, не уходит до сих пор. — Не глядя, она накрыла своей рукой руку Герберта; взгляд её был устремлён на кубок, сиявший золотом ярче, чем венец в тёмных волосах королевы, на висках посеребренных сединой. — Ты ведь не оступишься? Не забудешь об узах крови, не предашь меня?
Тот встал, не отнимая руки. Нагнувшись над креслом тёти, легонько поцеловал её в чистую, без следа пудры или румян щёку.
— Ты сделала для меня больше, чем мама. Я никогда этого не забуду, — сказал он, прежде чем выпрямиться. — Мне пора. Нужно поздравить Мирка.
Айрес вновь рассмеялась:
— Так хочешь испортить ему настроение?
— За эти годы он уже должен был привыкнуть.
Герберт повернулся, намереваясь уйти — но Айрес, удержав его за руку, вынудила наследника престола вновь склониться над королевским креслом.
— Твой брат меня беспокоит, — негромко, чтоб не услышали стражники, проговорила она. — Последние месяцы он тесно общается со многими влиятельными людьми, не относящимися к числу наших друзей. Слишком многими, пожалуй. — В глазах королевы, оттенком напоминавших сухие лепестки бордовых роз, не было ни намёка, ни коварства: одна лишь печаль. — Боюсь, он никогда не примет моих планов. И не смирится с тем, что однажды я выбрала тебя. — Айрес на миг предостерегающе вскинула указательный палец, его подушечкой стукнув племянника по костяшке мизинца. — Я люблю Мирка, но он может стать очень серьёзной угрозой… тебе и мне. Будь осторожнее с ним, ладно?
Не ответив, Герберт бережно высвободил руку из её пальцев. Коротко кивнув, направился к тяжёлым дверям ложи, что слуги поспешили распахнуть прежде, чем принц приблизится.
Вышагивая по гулкой галерее Арены, отделанной мрамором и позолотой, Герберт неожиданно столкнулся с маленьким человечком в щегольской широкополой шляпе, вылетевшим из-за поворота ему навстречу.
— Ох, тир Гербеуэрт! — побелев от ужаса, человечек поклонился так ретиво, что едва не согнулся пополам. — Простите меня, я не видел…
— Всё в порядке, — сухо бросил Герберт, продолжая путь к служебной лестнице — кратчайшему пути за кулисы. Дежурившие подле неё стражники тут же расступились, не забыв предварительно открыть проход венценосному гостю.
Проводив принца взглядом, человечек, всё ещё слегка бледный, в свою очередь продолжил собственный путь. Лишь на ступеньках, уводивших на нижние этажи, бледность наконец покинула его лицо: вместе с неуверенностью в походке и глазах, в один момент уступившей место полнейшей, абсолютной невыразительности и экономной скупости каждого движения.
Спустившись на этаж ниже, человечек, пробираясь сквозь толпу расходящихся зрителей, оказался рядом с представительным мужчиной в чёрном облачении. Задержавшись подле него на пару мгновений, бросил несколько слов и, не теряя ни секунды, продолжил путь. Его собеседник тоже не задержался на месте: рассекая людское столпотворение, точно хищный бриг под чёрным флагом, он подошёл к длинному столу, где пестрели различные закуски и журчали миниатюрные фонтаны, переливая между серебряными чашами напитки различной степени благородства (стоимость билетов в ложи включала в себя подобные приятные сюрпризы, дабы почтенные гости могли отметить победу любимых игроков или скрасить горечь её поражения). Взяв с белоснежной скатерти высокий бокал, наполнил его игристым розовым питьём.
