…что ж, твоя правда. Да и Герберта можно понять. Зачем вообще завязывать отношения, пусть даже только дружеские, если рано или поздно их пресечёт предательство или смерть? Он-то со смертью на «ты», ему ли не знать, что все однажды умрут. И по факту вы оба боитесь одного и того же: боли.
— Но я-то не боюсь подпускать людей к себе, — возразила она. — И дружить. И любить. Не морожусь ото всех окружающих.
…одно и то же, Ева, одно и то же. Только ты измеряешь в рамках месяцев, а он — целой жизни. Ты не желаешь подпускать близко к сердцу одного человека, с которым расстанешься — через месяц или два. Он не желает подпускать близко всех людей, с которыми расстанется — через тридцать или пятьдесят лет.
— Что за бред, — снова фыркнула Ева. — Валар моргулис, всё тлен? По его логике людям вообще не стоит ни влюбляться, ни дружить.
…а по твоей?
Она вспомнила сутулую спину уходящего Герберта — в сутулости которой читалась тихая, бесконечно одинокая обречённость, — и струна взвизгнула под пальцами, сорвав очередной пассаж в невразумительное захлёбывающееся нечто.
Вынудив Еву опустить смычок.
…«полагаю, других причин коротать вечера в моём обществе у тебя нет»…
Да. Если сейчас она бросит венценосного сноба наедине со своими тараканами, если лишит его возможности обрести друга, в котором он нуждается — то будет ничем не лучше него. Бросит не потому, что он ей неприятен, ибо неприятным (будь с собой честна, Ева) она его давно уже не считала: вредным, нелюдимым, травмированным — но не неприятным. Бросит из страха или нежелания оправдывать чьи-то ожидания, до которых ей не должно быть никакого дела.
Это действительно неправильно. А Ева не любила, когда что-то было неправильно. Особенно — когда люди поступали неправильно.
Особенно когда неправильно поступала она сама.
Какое-то время она сидела, думая над тем, что поможет ей поступить правильно. Затем, осенённая одной мыслью, улыбнулась.
Следующий час она занималась со спокойной душой. И к моменту, когда пришёл Эльен, уже сидела за планшетом, готовясь к операции под кодовым названием «Спасти рядового Герберта» (ну или «растопить некроманта Герберта» — хотя бы потому, что наследник престола вряд ли служил бы рядовым).
Вернее, готовясь к подготовительной фазе.
— Эльен, — завидев призрака, Ева сходу молитвенно сложила ладошки, — не сочтите, что я отлыниваю от занятий, но у меня тут возникла одна идея, на воплощение которой мне понадобится время. И ваша помощь.
Тот непонимающе замер. Впрочем, ненадолго.
— Уверен, лиоретта, — секунду спустя отозвался Эльен, чуть улыбнувшись, — лишь неоспоримо важные дела могли бы заставить столь трудолюбивое и прилежное создание, как вы, попросить меня… отменить наш урок? Как я понимаю.
— Да. Именно. — Она заговорщицки приложила палец к губам. — И не говорите Герберту. Это сюрприз. Для него.
— Для него?
Ева вкратце изложила план. И, как и полагала, получила в ответ радость, заискрившуюся в светлых призрачных глазах, и заверения, что ей предоставят всё необходимое в нужное время. Включая, естественно, и само время. В конце концов, у Эльена в операции «растопить некроманта Герберта» был свой личный интерес, а в своё время милый призрак сам подводил Еву к мысли об эмоциональном кочегаре.
А ведь именно им она сейчас и работает. Кочегаром. Тем, кем когда-то решительно отказалась быть.
Чёрт.
Ева старалась не думать об этом, пока проводила подготовку к операции. И когда, завершив её, спустилась в сад, чтобы переброситься словечком с лиэром Совершенство, если тот всё же решит заявиться — раз уж Герберт не желал её присутствия на встрече. Ибо, что бы некромант там себе ни думал, Ева не собиралась вступать даже в фиктивные отношения с человеком, которого совершенно не знает.
Она успела дважды обойти сад и вдоволь погулять туда-сюда у ворот, когда те сами собой распахнулись, пропуская гостя.
— А, лиоретта! — увидев её, Миракл поклонился; в голосе его скользнуло нечто, похожее на приятное удивление. — Решили отобрать у Эльена его работу?
— Решила познакомиться поближе со своим женихом, — присев в реверансе, откликнулась Ева, глядя, как створки ворот медленно смыкаются за его спиной. Подтверждать, что она действительно сговорилась с Эльеном, чтобы тот не выполнил свои прямые обязанности и не вышел встречать дорогого гостя, она не стала. — Раз вы здесь, полагаю, вопрос нашей помолвки уже решён.
Приблизившись, Миракл галантно подал ей руку:
— Лишь если вы того хотите.
— Неужели? — максимально саркастично пропела Ева, позволив подхватить себя под локоток.
— Я понимаю, что вы зависите от Уэрта. Даже если он не отдаёт вам приказов, не в ваших интересах… портить с ним отношения. Но поверьте, я не хочу использовать вас вопреки вашему желанию. Не хочу и не буду.
Она лишь хмыкнула, вышагивая рядом с ним по дороге к замку, освещая их общий путь смычком.
— Что означает ваше имя, лиэр?
Если Миракл и удивился вопросу, который ей давно хотелось задать, то ничем этого не выдал.
— Кажется, «удивительный».
— Тоже претенциозно, — оценила Ева. — Но всё же не так, как наш перевод.
— В вашем мире есть подобное имя?
— Слово. Оно переводится как «чудо». Вам подходит, кстати.
— Судя по вашему тону, это не комплимент.
— Вам решать.
Тот рассмеялся — явно скорее забавляющийся, чем задетый.
— Любопытный у вас Дар, лиоретта, — произнёс Миракл, глядя на сияющий смычок. — А где же обещанный Лоурэн огненный меч?
— Лежит в моей спальне. Гном из Потусторонья сделал его для меня.
— Так ваши прелестные цепкие ручки даже до гномов дотянулись? Однако, — в голосе лиэра Совершенство скользнуло даже одобрение. — Не совсем то, чего я ожидал. С другой стороны, неожиданности — это прекрасно.
— Тогда, полагаю, предложение Уэрта должно было привести вас в восторг.
Её спутник чуть шевельнул кистью, поудобнее перехватывая её руку.
— Скажите, — неожиданно — и неожиданно серьёзно — произнёс Миракл, пока они медленно поднимались по широкой дороге к замку, — Уэрт всё ещё хочет призвать Жнеца?
Надо же. Значит, о гениальном плане Герберта осведомлены не только они с королевой.
— А, так вы об этом знаете.
— Знаю. И очень этому не рад.
— Боитесь, что в таком случае возникнут проблемы с конкурентом?
— Боюсь, что в таком случае у меня больше не будет брата, — в словах скользнула внезапная печаль. — А Уэрт остаётся мне братом, несмотря ни на что.
Ева покосилась на его лицо, на котором плясали тенями лазурные отсветы волшебной воды. Очень задумчивое. Очень сумрачное.
