— А вы туда наведывались?
— Нет, к счастью. Но туда наведывались те, с кем я знаком. И там, полагаю, закончил свои дни мой отец, — это Миракл тоже произнёс пугающе спокойно. — В подвалах Кмитсверской Королевской тюрьмы работает Охрана Народного Покоя. Так их называют официально.
— А неофициально?
— Просто Охрана. С большой буквы. Или, как их прозвали в народе, Упокоители. Они забирают всех, кто тайно исчезает среди ночи. Или дня. Тех, кто затевает заговоры против короны. Или просто высказывает крамольные мысли. Необязательно публично. — Миракл неторопливо поднимался по ступенькам, подлаживаясь под темп её шагов. — Надеюсь, мы с вами избежим визита в их вотчину… особенно вы.
— В моём нынешнем состоянии мне трудно причинить боль, — вспомнив встречу с «коршунами», пожала плечами Ева. — Тех, кто захочет меня пытать, ждёт неприятный сюрприз.
— В подвалах Кмитсверской тюрьмы распоряжается не только Охрана. Там часто бывают и учёные… маги, целители, некроманты. Очень заинтересованные в продвижении магической науки. Очень преданные нашей доброй королеве. Очень благодарные ей за то, что им предоставляют такой прекрасный материал для опытов… включая те, что предусматривают, к примеру, вскрытие заживо. Полагаю, ваша персона их заинтересовала бы куда больше моей.
Пусть Ева никогда не видела лабораторию для магических опытов на людях, но в подкинутой воображением картинке она не сильно отличалась от анатомического театра. Особенно количеством разложенных на столах очень острых и очень жутких инструментов.
И крови.
— Это… недопустимо, — сформулировала Ева: не содрогнувшись лишь потому, что сейчас от представленного её не могло пронять холодом.
— Зато за правление Айрес отрасли целительной и боевой магии продвинулись вперёд дальше, чем за минувший до неё век. Как и некромантии. Жаль только, дети, которым в школах уже преподают открытия, сделанные в тех подвалах, не подозревают о цене, которая за ними стоит. — Твёрдая рука уверенно поддержала её, когда Ева чуть запнулась о следующую ступеньку. — Я понимаю, что двигает Айрес. Она искренне желает блага своему королевству. Своему народу — той его части, что предана ей. Но у всего должен быть предел, и величие страны не должно строиться на костях её граждан. Чужих, впрочем, тоже. Айрес в какой-то миг об этом забыла… или, может, никогда не забывала — просто сдерживалась до момента.
Когда пауза затянулась, на очередном повороте лестничного пролёта Миракл заглянул в её лицо; Ева не знала, что он там увидел, но это явно поведало о мрачности её мыслей яснее всяких слов.
— Прошу прощения, — мягко произнёс он. — Я ушёл от темы слишком далеко, а прогулка в этих далях способна испортить настроение кому угодно. — Отвернувшись, он помолчал пару секунд, явно отматывая нить разговора к относительно светлому моменту. — Возвращаясь к Уэрту… я всё же надеюсь, что ему хватит ума умерить гордыню. Отказаться от своей безумной затеи.
— А вы бы на его месте отказались? — тихо заметила Ева.
К её удивлению, Миракл кивнул.
— Я не лучший пример для подражания. Но хотя бы в борьбе с гордыней могу таковым послужить.
— Так вы гордец?
— Был таковым… на арене. Одно время. Затем повзрослел и понял, в чём главное удовольствие игры. В самой игре. Уэрт в кабинете, верно? — Миракл сам уверенно свернул на нужный этаж, увлекая Еву за собой. — Как только я перестал думать о кубках и начал просто наслаждаться тем, что делаю, кубки сами посыпались мне в руки. Всегда нужно помнить об этом… зачем ты делаешь то, что делаешь. Не ради славы, не ради наград — ради удовольствия. И только люди, которые любят то, что делают, могут добиться чего-то настоящего. Быть по-настоящему счастливыми.
Ева кивнула, немножко даже удивлённая резонансом их мыслей.
— И игра в короля, стало быть, вам тоже нравится, — наконец поняв о Миракле Тибеле кое-что очень важное, подытожила она.
— Меньше, чем арена. Цена ошибки слишком высока. И проигрыш будет равен чьей-то смерти, причём моя меня волнует далеко не в первую очередь. Но да, мне это нравится.
— Не слишком ли легкомысленный подход к правлению?
— Хороший правитель обязан быть игроком, лиоретта. Всё правление — те же шахматы. — На миг Ева удивилась, что в Керфи есть шахматы, но затем сообразила, что магический переводчик наверняка просто обозначил таким образом похожую местную игру. — Сплошные комбинации, ходы, чтение противника. Просчитать последствия каждого решения, каждого поступка и противодействий, которые он встретит. Только противником при благополучных обстоятельствах являются не те, кого нужно убить или низвергнуть, а те, с кем нужно договориться. А ещё бедность, болезни, необразованность, произвол и прочие неприятные явления.
— А приз за победу — власть?
— Власть — всегда бремя. Те, кто считает её призом, лишь недалёкие алчные глупцы. И трон — не трофей, потому что настоящая игра начинается в момент, когда ты на него садишься. — Отпуская её руку подле дверей кабинета Герберта, Миракл вновь чуть улыбнулся. — Нет, призом будут люди, которые всплакнут о своём короле, когда я умру. А ещё свобода и довольство людей под моей властью. Тем, в какой стране они живут. Тем, как они живут.
Ева вновь кивнула. На сей раз задумчиво.
Человек, для которого власть — не желанный приз, а бремя. Который привык достигать того, чего хочет — но не любыми доступными средствами; который играет без легкомыслия, который осознаёт всю ответственность своей задачи и желает выполнить её наилучшим образом…
Что ж, главное, чтобы слова его в итоге не разошлись с делом.
— И каков вердикт? — следя за её лицом, спросил Миракл весело.
Ева вопросительно вскинула брови.
— Вы хотели познакомиться со мной поближе. Узнать получше. — В углах губ лиэра Совершенство вновь проявилась улыбка. — Теперь вы знаете капельку больше.
— Но ещё слишком мало, чтобы можно было всерьёз судить.
— Разве не этим вы сейчас занимаетесь? — заметил он с пугающей проницательностью. — Мне порой приходилось выносить суждение о человеке по куда более кратким разговорам. И куда менее информативным. Рискните.
Некоторое время Ева молчала, созерцая его гладкое и очень симпатичное лицо: они оба спокойно выдерживали чужой взгляд.
— Я думаю, из вас может выйти хороший король, лиэр, — наконец негромко и честно ответила она.
В ответ Миракл, прижав руку к сердцу, слегка поклонился: словно артист, благодарящий за аплодисменты.
— Приятно слышать.
Он снова улыбался. Но эта улыбка, в отличие от тех, что она видела на его губах в прошлый раз, казалась вполне искренней.
Ева следила, как брат Герберта берётся за дверную ручку.
Колеблясь.
— И какое же суждение после двух разговоров вы вынесли обо мне? — всё-таки уточнила она.