Открытие второй персональной выставки Грейс в галерее «Тибор де Надь» было запланировано на 25 марта. К этому времени ей нужно было не только закончить достаточное число картин, чтобы заполнить выставочное пространство. Требовалось еще и найти деньги на подрамники, печать приглашений и каталога и напитки для вечеринки в честь открытия. Конечно, многие художники мечтали о персональной выставке, но при отсутствии личного состояния это было весьма дорогостоящим удовольствием. Чтобы покрыть все расходы, Грейс пришлось устроиться на три недели на канцелярскую работу, которая, по ее словам, «была пределом тупости», и все равно денег не хватало. И у нее самой, и у ее нового соседа по мастерской и любовника, ветерана войны, фотографа по имени Уолт Силвер, в кармане, что называется, свистел ветер
[1323].
Грейс познакомилась с Уолтом вскоре после того, как Эл предыдущим летом съехал с их общего чердака на Эссекс-стрит. Силвер оказался в Гринвич-Виллидж в результате жизненной трагедии: его двухлетний сын умер от лейкемии, за чем последовал разрыв с женой. К тому моменту, когда Грейс наняла его сфотографировать ее картины, он пробыл в местном сообществе не так уж долго
[1324]. «Грейс считала его симпатичным парнем», по словам Рекса Стивенса, и ей понравилась его работа. Уолт был довольно замкнутым и не слишком харизматичным, но внешне он был мужчиной того типа, который всегда нравился Грейс: смуглый, темноволосый и приземистый (Рекс называл объекты ее обожания «маленькими пареньками с большими руками».
[1325]) А еще Уолт был на редкость уравновешенным и нетребовательным. Грейс нуждалась именно в таком мужчине — сексуальном партнере, который не стал бы вмешиваться в ее творчество. Не вредило, конечно же, и то, что Уолт ее боготворил. «Большинство мужчин Грейс вели себя так, словно посвящать ей всего себя без остатка является более чем достаточной целью в жизни», — сказал как-то Ларри
[1326]. Уолт был одним из таких мужчин. Когда умер его сынишка, старая жизнь осталась в прошлом. А теперь началась новая — рядом с красивой блондинкой, вечным генератором энергии по имени Грейс Хартиган. «Нашла Уолта, и спокойствие, и свободу; теперь могу начать интенсивно работать», — записала Грейс в дневнике вскоре после того, как Уолт переехал в ее мастерскую
[1327]. Некоторые друзья подозревали: женщина терпела Уолта лишь потому, что ей нужен был кто-то, с кем вместе она оплачивала бы счета и кто поддерживал бы ее в трудные минуты. Но Рекс с этим не соглашался:
Не думаю, чтобы ее вообще посещали мысли вроде “мне нужна поддержка”. Если бы у нее была такая цель, вокруг Грейс Хартиган вертелось полно мужчин, каждого из которых она могла подцепить без особых усилий. Дело было в искусстве… У Уолта Силвера был действительно хороший глаз. И ей нравилась его компания… Но вообще-то, окажись Фрэнк натуралом, она была бы с Фрэнком
[1328].
И это чистая правда. У Грейс будет в жизни много мужчин — за некоторых из них она даже выйдет замуж, — но мужчиной мечты, любовью всей ее жизни, навсегда останется Фрэнк О’Хара. Когда Грейс в 2008 г. скончалась, на ее столе стояли всего две фотографии. На одной были изображены они с Фрэнком, а на второй — он один
[1329].
Они познакомились осенним вечером 1951 г. на квартире у Джона Майерса, вскоре после того, как Фрэнк обосновался в Нью-Йорке, но открыли один другого только через несколько месяцев
[1330]. До этого оба были слишком сильно заняты, особенно Фрэнк. Его календарь был набит под завязку разными светскими событиями, а романтическая жизнь казалась запутанной и полной интриг. В ней присутствовала, во-первых, Джейн, в которую он влюбился без памяти и которой посвящал стихи. Фрейлихер была богиней для всех молодых нью-йоркских поэтов, которые влюблялись в ее доброту и остроумие. К тому же Джейн вела себя со скромной элегантностью, преуменьшая свои таланты, хотя в действительности обладала блестящими способностями чуть ли не к любому делу
[1331]. Был также Ларри, влюбленный и в Джейн, и во Фрэнка. Джон Майерс и Фрэнк оба были без ума от Ларри
[1332]. И все они входили в группу творческих личностей, чьи судьбы то и дело пересекались. Нелл Блейн рассказывала:
Мы все виделись постоянно, особенно на вечеринках у Джейн, в доме «Сан-Ремо», где жил Ларри, в «Кедровом баре», у меня, позднее — у Грейс и Джона. Мы собирались то у меня, то у Грейс Хартиган, то в мастерских других художников и вместе делали наброски… Мы были этакой бродячей стаей, вечно шатавшейся по кинотеатрам, театрам, выставкам, вечеринкам… Нас интересовало все
[1333].
Компанией из шести — восьми человек мы ходили слушать Джуди Гарланд. Совсем поздно вечером мы часто шли гулять, просто брели от моей мастерской до Гринвич-Виллидж… А еще мы много танцевали. Затем, когда становилось совсем уж поздно, час или два ночи, наши ребята-геи отправлялись в баню… Причем 1950-е еще только начинались. Мы все были очень молодыми, необузданными и невинными
[1334].
Роман Фрэнка с Грейс завязался в феврале 1952 г., после того как он вернулся из поездки домой в Массачусетс, где был на похоронах своей тети Грейс. Эта женщина была одной из родственниц, которые воспитывали маленького Фрэнка и продолжали делать это, когда он уже учился в колледже. Они даже помогали молодому человеку оплачивать счета во время учебы в Гарварде. Горечь утраты усугубило плачевное состояние, в котором он по приезде домой нашел свою мать. Все пять лет с тех пор, как умер его отец, Фрэнк пытался помочь матери бросить пить. Но в феврале того года он увидел женщину сильно пьяной и понял: все его усилия были напрасными. Уезжая после похорон обратно в Нью-Йорк, О’Хара прямо сказал своей младшей сестре Морин, что больше домой не вернется, и посоветовал ей тоже уехать подальше
[1335]. А брату Филиппу он написал: «Как ты знаешь, мне глубоко начхать на семейные узы. Я убежден, что люди должны относиться друг к другу так, как они чувствуют. И я считаю нашу мать подлой, лицемерной, потворствующей своим низким желаниям, эгоистичной и жадной. Словом, она относится к худшим людям из всех, кого я когда-либо хорошо знал»
[1336].
