В то время как на четвертом (административном) этаже обитали в основном дамы за семьдесят, которым удавалось не раздражать Кристину, текучесть кадров в торговых залах уже много лет была высокой. В середине 1960-х годов, когда сотрудники устроили забастовку, требуя повысить зарплату и улучшить условия труда, у Кристины случилась серьезная стычка с профсоюзами. С тех пор она взяла за правило увольнять людей, прежде чем они приобретут какие-либо права или статус. К счастью, в последние годы жизни она так мало интересовалась бизнесом, что люди умудрялись избежать таких увольнений, и на момент ее смерти в магазине сложилось ядро прекрасных, преданных делу продавцов, на которых можно опереться: некоторые молчаливые и расторопные, некоторые слегка чудаковатые, как обычно и бывает в книжных магазинах.
Одним из первых специализированных отделов в свое время стал отдел теологии, созданный доктором Дунканом, мирским проповедником и собутыльником Уильяма. С первых дней он имел обширный, хорошо продуманный фонд. Несколько лет его возглавлял моложавый джентльмен, иудей по происхождению, но католик по убеждению. Отдел был отлично укомплектован. Там были собраны самые разные книги, касающиеся теологии, от католицизма до сатанизма, включая Библию на двадцати пяти языках, но личные предубеждения заведующего отделом не позволяли ему иметь в запасе хотя бы одну книгу по исламу. Он был одним из чудаков, который уволился после назначения нормального руководства.
Поскольку оплата большинства сотрудников зависела от выручки, продажи по-прежнему регистрировались в соответствии с процедурой, установленной Кристиной десятки лет назад, которую некоторые называли кафкианской. Она навевала воспоминания о московском ГУМе прошлого, где всегда стояли очереди, так хорошо описанные Уэнди Коуп. Выплаты комиссионных сотрудникам рассчитывались по копиям инвойсов, которые хранились в книгах счетов, и Кристина строго контролировала процесс от начала и до конца. Каждую неделю книги счетов со всего магазина собирали вместе, и личный шофер Кристины приезжал, чтобы забрать их и отвезти в Били. Там она наняла помощников из местных жителей, которые, сидя в ветхом неотапливаемом флигеле, подытоживали выручку и рассчитывали комиссионное вознаграждение. После одобрения Кристины шофер отвозил книги счетов и расчетные листы обратно в Лондон, где отдавал их в отдел заработной платы.
Через несколько месяцев после смерти Кристины я проверил систему бухучета и обнаружил, что подход не изменился. Шофер по-прежнему еженедельно ездил в Лондон на старой машине, которую, подозреваю, держали специально для этой цели. Поскольку комиссионные составляли существенную часть вознаграждения сотрудников, мы не могли изменить эту традицию, пока у нас не было более разумной и справедливой системы, что при наличии других неотложных задач требовало времени, поэтому заведенный порядок сохранялся еще довольно долго. Именно так велись дела в последние годы правления Кристины: в конце XX века, в эпоху цифровых коммуникаций и компьютерных программ для начисления зарплаты, для скоростной передачи данных в Foyles служил потрепанный «форд кортина», который курсировал туда-назад по магистрали A12.
Поскольку Кристина не умела ладить с людьми и не позволяла им проявлять инициативу, развитие бизнеса не вызывало у персонала ни малейшего интереса, но это безразличие парадоксальным образом сосуществовало с горячей любовью к своей работе, которая доставляла столько радости любителям книг. Я провел эксперимент: пообещал выделить каждому из руководителей семи самых успешных отделов 10 000 фунтов на рекламу и попросил их предложить свои идеи. Ни единого отклика не последовало. Было очевидно, что мы как владельцы бизнеса должны продемонстрировать, что готовы превратить Foyles в желанное место для покупателей, прежде чем те, кто у нас работает, подключатся к возрождению компании.
Здание требовало основательного ремонта, но его можно было делать только поэтапно. Мы не могли позволить себе прекратить торговлю надолго — наша репутация среди покупателей была подмочена, и временно исчезнуть с рынка было слишком рискованно. Мы попросили архитектурные бюро предложить свои идеи реконструкции и составить смету. В одном из них нам посоветовали из эстетических соображений развернуть на девяносто градусов центральную лестницу, структурную основу здания, — они явно не поняли задачу, и мы выбрали других. Мы решили, что проектная фирма, которая работает с частными лицами, подойдет к делу более здраво, работая в тесном контакте с нашим руководством. Они предложили разумный план, который предполагал, что какое-то время покупатели будут подниматься и спускаться по пожарной лестнице: надо сказать, что люди почти не жаловались на временные трудности, а значит, они все еще любили наш магазин.
В последние годы правления Кристины товарные запасы все больше выходили из-под контроля. Сочетание слабого руководства, некомпетентности, апатии и мошенничества порождали хаос. Представители издательств оказывали слишком большое влияние на решения о закупках, и в торговых залах появились зоны, где книги были сгруппированы по издательствам, а не по авторам или темам. При новом руководстве мы впервые занялись разборкой книг. Среди тех, что отправились в макулатуру, были два экземпляра строительных норм и правил 1972 года, справочник по оказанию медицинской помощи в домашних условиях, изданный в 1920-х годах, который советовал беременным женщинам избегать «порывов страсти», и, конечно, двадцать три экземпляра книги о китайской кухне на армянском языке, уже упомянутой выше. Один из моих кузенов разбирал огромную покрытую пылью груду книг в музыкальном отделе. Она постепенно таяла, и в какой-то момент за ней показалась табличка со стрелкой и надписью «Отдел пластинок». Поскольку мы не продавали пластинки уже несколько десятков лет, можно представить, как долго пролежала здесь эта груда.
Долгие годы одним из побочных видов деятельности Foyles был лекторий. В свое время он работал очень активно, организуя выступления таких прекрасных ораторов, как Энтони Хопкинс, Тони Бенн и Ранульф Файнс. В начале 1999 года один из моих друзей, телеведущий и блестящий рассказчик, спросил, нет ли у меня знакомых, которые заинтересованы в его услугах. Разумеется, я подумал про Foyles и связался с Кей Уэйли, леди, которая занималась организацией выступлений, — по телефону она показалась мне живой, остроумной и интересной. Но из этой затеи ничего не вышло, и, когда я начал работать в компании, я понял почему. Кей было под восемьдесят, она проработала в Foyles более пятидесяти лет, была глуховата и почти слепа. Своими медленными прицельными движениями она напоминала хамелеона, принявшего небольшую дозу успокоительного. Я спросил у нее, с какими клиентами работает лекторий. Она немного помолчала, задумавшись. «Мы приглашаем выступающих для дамского ланч-клуба в Истборне. Но они не проводили встреч уже несколько лет. Для женщины, которая живет одна, выходить в свет стало небезопасно», — странное замечание об Истбурне от человека, который всю жизнь прожил в центре Лондона. «И?…» Последовала более продолжительная пауза. «Да в общем-то и все».
После этого я спросил у главного управляющего, какой доход приносит лекторий. Он некоторое время изучал носки своих ботинок, затем посмотрел в окно и сказал: «На самом деле никакого. Но Кей помогает проверять почту». И это про леди, которая была абсолютно слепа. Сначала я решил, что ей пора выйти на пенсию, но, когда я обсудил это с моими кузенами, стало ясно, что, поскольку она никогда не была замужем и Foyles занимал центральное место в ее жизни, «преждевременный» уход на пенсию может ее убить. Поэтому она осталась у нас, миниатюрная седовласая старушка, похожая на птичку, шаркающая по кабинетам на верхнем этаже, олицетворение непреходящей чудаковатости нашего бизнеса. Некоторое время спустя я поинтересовался, чем занимается другая пожилая леди, чье имя я обнаружил в платежной ведомости. Мне сказали, что это помощница Кей, — три раза в неделю она приезжает помочь ей выполнить работу, которой нет уже много лет.
