Я заполняю четыре формочки и пока что ставлю их в холодильник. Этот десерт вполне можно подготавливать заранее, а потом только ненадолго ставить в духовку. Насколько жидкой получится сердцевина, зависит от времени выпекания, поэтому, если будете печь по моему рецепту, придется еще определить для себя время выпечки. У меня формы для суфле диаметром 7 см, и обычно я щедро их заливаю, до высоты примерно 4 см. Для этих параметров время выпечки у меня получается 15,5 минуты при 190 °C в духовке, включенной одновременно сверху и снизу. По крайней мере, когда тесто комнатной температуры. Если оно ночь простояло в холодильнике, это займет минут 16–16,5. Если ваши формочки намного меньше, оптимальное время выпечки сократится минуты на две. Осталось только пригласить друзей и пробовать!
Мы с Кристиной так погрузились в кулинарное действо, что даже не сразу заметили, как в дверь входит Маттиас, а следом за ним, как на буксире, – Дино. Оба выглядят несколько сбитыми с толку.
– Хорошо, что вы здесь! – радостно кричит Кристина. – Нам нужна помощь кое-что построгать!
Маттиас жестом вызывает меня на минутку из кухни и шепчет:
– Это и есть Дино?
– Да, – тоже шепотом отвечаю я.
– Мы случайно одновременно оказались внизу у входной двери, и я не знал кто это.
– Сегодня у нас спонтанная кухонная терапия, – объясняю я. – И Дино мы тоже пригласили.
– Он не представился, а просто молча последовал за мной, – смеется Маттиас.
– Торбен такой, – говорю я, – но он крутой, он еще оттает. Мы возвращаемся на кухню, я вынимаю два винных бокала для Маттиаса и Торбена. Думаю, будет весело.
12. Химия работает!
Пока мы режем и строгаем овощи и горячо спорим о том, когда применять зубную нить – до или после чистки зубов, – у Кристины безостановочно вибрирует мобильник. Шесть сообщений от Йонаса. У него есть эта действующая на нервы привычка не ставить точки и отправлять сообщения маленькими кусочками:
«Привет»
«Ну ©»
«Еще в лаборатории?»
«Я могу сегодня что-нибудь приготовить»
«Зайдешь ко мне?»
«Могу тебя подхватить по дороге»
Кристина раздраженно смотрит на меня.
– Что ты на меня-то смотришь? – говорю я, а потом смеюсь, не в силах удержаться. – И все из-за дурацкой зубной пасты!
Кристина тоже смеется, но говорит:
– Да дело вообще-то не в зубной пасте. Это так… спусковой крючок. Как-то химия у нас с ним не срабатывает.
И мы снова смеемся, на этот раз над удачной двусмысленностью.
– Я позвоню ему, – вздыхает Кристина и выходит из кухни.
Мне нравится, когда говорят о совпадении химии в отношениях между людьми, потому что это самое, причем с большим отрывом, позитивное использование слова «химия» в нашей повседневной речи. Химия любви! Не знаю, что думают не-химики, используя это выражение, но я при слове «любовь» думаю о химии и о науке. Скажете, неромантично? Не знаю. Я не думаю, что научное мышление лишает этот мир его очарования.
Американский физик и нобелевский лауреат Ричард Фейнман прекрасно сформулировал это в одном из своих интервью:
«У меня был друг, художник, и он иногда высказывал точку зрения, с которой я никак не мог согласиться. Он держал цветок и говорил: “Смотри, как он красив”. У меня не было возражений, и он продолжал: “Погляди, я как художник могу увидеть, насколько он красив, а ты как ученый – ну, для тебя все это очень далеко, а цветок становится просто скучным предметом”. Думаю, он был помешан на красоте. <…> Но и я способен оценить красоту цветка. В то же время я вижу в цветке гораздо больше, чем он. Могу представить его клеточную структуру, сложные взаимодействия внутри клеток тоже обладают своей красотой. Я имею в виду не только красоту в масштабах одного сантиметра, существует также красота в меньших масштабах, во внутренней структуре. Возьмем другой процесс. Удивительный факт, что краски цветка вырабатываются, чтобы привлечь насекомых для его опыления – значит, насекомые могут видеть цвет. Напрашивается вопрос: эстетические чувства существуют и в низших формах? Почему эстетические? Всевозможные интересные вопросы доказывают, что научное знание лишь добавляет благоговейного трепета перед цветком. Научное знание только добавляет; не понимаю, как оно может что-то вычитать»
[49].
После этих слов Фейнмана любой ученый стукнет с чувством кулаком по столу и воскликнет: «Да, черт возьми!» Я втайне надеюсь, что, даже не будучи учеными, вы согласитесь с его словами. Понимание того, как устроен мир, придает ему еще больше очарования.
Прелесть науки не только в разгадке тайн природы, но главным образом в поиске разгадок. Не думаю, что наука так уж скоро сможет разложить по полочкам любовь во всех ее нюансах. Нам до этого пока еще очень далеко. Но мне кажется, в попытках научных исследований любви, эмоций и межличностных отношений есть много романтики.
Но и без всяких исследований могу с уверенностью сказать: у нас с Маттиасом химия совпадает. Может, потому что мы оба химики? Ха-ха. Как бы то ни было, но, когда после напряженного рабочего дня дома я слышу, как Маттиас открывает дверь, или когда возвращаюсь вечером, уставшая, со съемок, а он встречает на вокзале, при взгляде на него, как и десять назад, у меня в животе порхают бабочки. Знаю, что это звучит уже до противного пошло, но ощущение бабочек в животе вызывается механизмом, далеким от романтики. Это тот же механизм, что срабатывал сегодня утром в ответ на чудовищный рев будильника Маттиаса, – реакция «бей или беги».
И что, мне теперь, когда вижу Маттиаса, убегать от него или сразу кулаком в нос? Ну уж нет. Если вы испытываете такие порывы по отношению к партнеру, вам следует поскорее расстаться, так будет лучше для всех. На самом деле тело реагирует на влюбленность реакцией стресса, как бы позитивно мы любовь ни воспринимали. У влюбленного человека не только колотится сердце, но и уровень кортизола повышается. Сегодня утром мы уже познакомились с гормонами стресса кортизолом и адреналином, и вот вам теперь другая их сторона. В связи с бабочками в животе кортизол можно даже назвать гормоном любви!
