Несколько минут видел Бонара Лоу — сразу после его приезда вчера вечером. Из-за запланированных встреч он не успевает ни поужинать, ни позавтракать в посольстве. Он вбил себе в голову, хотя надеюсь, что мне удалось хотя бы частично его разубедить, что дело Кайо, как в свое время дело Дрейфуса, расколет Францию на два лагеря. Такие сведения поступают в Англию от секретных агентов, внедренных правительством Великобритании. Бонар Лоу сегодня идет к Клемансо. Раньше они не встречались.
Мы добились некоторого успеха в Палестине; кажется, нам удается сдерживать бошей во Франции.
2 января 1918 г. В понедельник выписали ордер на обыск квартиры Кайо, невзирая на его возражение, что, поскольку он был председателем Совета министров, обыск будет незаконен. Ведущий следователь Бушардон указал ему, что обыск всегда законен chez un inculpé
[465]. Судебное преследование Кайо так укрепило боевой дух на фронте, что, вполне вероятно, его даже арестуют!
Генерал Саррай, который недавно вернулся из Салоник, намеревался приехать в Париж. Ему приказали воздержаться, так как его присутствие здесь нежелательно. Клемансо выслеживает тыловиков, которые укрываются на заводах. Это понравится солдатам и крестьянам.
3 января 1918 г. Бонар Лоу еще здесь, но уезжает завтра в 9 утра специальным поездом. Я видел его только один раз, то есть вечером, когда он приехал. Я попросил его посылать за мной, когда я ему понадоблюсь: он все время был очень занят. Завтра утром я пойду в «Крийон» в начале девятого и повидаю его перед отъездом или провожу его на вокзал; бедняга, он очень подавлен из-за двух своих сыновей. Личный секретарь привез послание от Клемансо, которое необходимо передать Ллойд Джорджу. У них словесная баталия из-за того, где пройдет следующая встреча военных министров: британского, французского и итальянского. Л. Д. хочет, чтобы встреча прошла в Лондоне, Клемансо за Париж. По логике, последний прав. Возраст и двойной пост Клемансо, а также обстановка во Франции — веские доводы в пользу Парижа. Клемансо не понимает Ллойд Джорджа.
4 января 1918 г. Несколько минут побеседовал с Бонаром Лоу в «Крийоне», прежде чем везти его на Северный вокзал к специальному поезду, который отходил в 9 утра. Бонар Лоу обнаружил, что Кайо весьма непопулярен, а Клемансо имеет лучшие перспективы на продление своей жизни во власти, чем считают в Англии. Он боится, что дело Кайо затянется не на один месяц. Я признал, что, если Кайо оправдают, положение Клемансо пошатнется, но маловероятно, что его оправдают полностью. Б. Л. изумился, узнав, что, наряду с делом Кайо, еще одним важнейшим вопросом является расширение британского участка фронта. Он думал, что все уже решено военным командованием двух стран. Бонар Лоу надавит на Ллойд Джорджа, чтобы тот приехал сюда, вместо того чтобы Клемансо ехал в Лондон. Бонар Лоу не верит, что американцы прибудут вовремя для того, чтобы от них была польза. От него я узнал: не может быть и речи о том, чтобы мы вернули германские колонии. Поскольку его мнение совпадает с мнением Милнера, можно надеяться, что такие ослы, как Н. со своим пацифизмом, могут убираться ко всем чертям. Бонар Лоу спросил, верит ли Клемансо в конечную победу. Конечно, верит. Клемантель попросился сопровождать нас с Бонаром Лоу на вокзал, и по пути, в связи с язвительными сообщениями, которыми обменялись Клемансо и Ллойд Джордж, заметил, что благодаря улыбкам и тактичности я частично обезвредил слова Клемансо. Он добавил: «Nous aimons beaucoup l’Ambassadeur». Я ответил: «Il ne faut pas dire ça à M. Bonar Law: ce ne serait peut-être pas une recommendation auprès du Gouvernement Britannique!»
[466] Бонар Лоу ответил, что так и есть!
6 января 1918 г. Прошлой ночью подморозило, 18 градусов, то есть 14 по Фаренгейту. Обнаженные нимфы на площади Согласия, которые обнимают дельфинов в разных позах, оделись в ледяные плащи из замерзшей воды, которой их поливают дельфины. Прогулялся на набережную Орсэ и обратно.
Пишон очень доволен тем, что сказал Ллойд Джордж во вчерашней речи об Эльзасе и Лотарингии, но встревожен его заявлением относительно народов за пределами Европы. Он боится, что его слова истолкуют применительно к Алжиру и Тунису. Кроме того, он боится, что судьбу германских колоний придется решать мирной конференции с учетом пожеланий местных жителей. Естественно, он спрашивает, как можно узнать об их пожеланиях. Пишон не считает возможным, что Кайо полностью оправдают; по его словам, в таком случае Клемансо падет, а с ним и весь кабинет, к власти придет социалистическое правительство и начнется хаос. Это укрепляет меня во мнении, что у Клемансо припасены какие-то козыри в рукаве. Он предпочитает Сенат в качестве высшего суда, поскольку Сенат меньше подвержен политическому влиянию, чем офицеры трибунала, на которых Кайо может произвести впечатление. В Сенате его слишком хорошо знают для того, чтобы проявлять к нему снисходительность. Возможно, будет столько «vu que attendu vue», «considérant que»
[467], что, хотя его и не приговорят к расстрелу или тюремному заключению, он выйдет настолько запятнанным, что спасет Клемансо. Процесс затянется надолго, а у нас тем временем будет Клемансо. Он будет править и иметь дело с врагом. По моему мнению, Клемансо единственный, кто способен на это. Есть ли другой во всей Франции? Французская пресса шумно восхваляет речь Ллойд Джорджа.
Сегодня приходил Севастопуло с расспросами. По его словам, хотя предварительную речь Ллойд Джорджа не распространили в Германии, потому что в ней не упоминаются Эльзас и Лотарингия, эту речь опубликуют, чтобы показать немцам, что он хочет лишить Германию двух провинций, и Германия должна драться до конца, чтобы сохранить Эльзас и Лотарингию в своем составе и вернуть колонии. Затем С. начал разбирать вчерашнюю речь Ллойд Джорджа, напомнив, что раньше он не заговаривал об Эльзасе и Лотарингии, и в речи упоминает о них весьма уклончиво как о «переосмыслении большой несправедливости 1871 года». Я предположил, что прежнее неупоминание было неумышленным и объясняется простой забывчивостью, а «переосмысление» по контексту связано с «двумя французскими провинциями, вырванными у Франции и включенными в состав Германской империи», и далее по тексту «рана, которая отравила мир в Европе» и т. д. означает «возвращение». С. сказал, что рад слышать это от меня, поскольку у него были сомнения. Он считает, что Киев снова может стать столицей России. Он говорит, что Финляндия, где не выращивают зерно, не может жить независимо от России. С. признает, что с Петербургом как со столицей покончено. Он надеется на то, что Российская Конфедерация включит в себя Финляндию. Теперь, когда уже не обязательно думать о том, где будет проживать царская семья, нетрудно перевести правительство из Петербурга в Москву или Киев. Так говорит С., но, перед тем как обсуждать новую столицу, Россия должна снова воссоединиться. Сейчас все там напоминает детский стишок: «И вся королевская конница, и вся королевская рать не могут Шалтая-Болтая собрать».
