Сегодня к обеду приезжали генерал Гендерсон
[111], который находится здесь по авиационным делам (после руководства военной разведкой он возглавил военно-воздушные силы), профессор Морган и доктор Рошар, мой врач или, точнее, хирург. Он — главный врач парижского госпиталя Святого Людовика и недавно навещал своего кузена, генерала Фоша. Генерал Гендерсон оказался интересным собеседником. Он производит впечатление человека сильного. По его словам, немцы дерутся отважно, но он уверен, что мы победим. Он помог профессору Моргану изучить германские уловки в ведении войны, приведя примеры обмана и предательства. Доктор Рошар, бретонец по происхождению, ранее служил во французском военно-морском флоте. Он немного ревнует к нашему ВМФ и склонен преуменьшать наши достижения на море. Однако он отдал должное нашей военной организации, храбрости и находчивости наших офицеров и солдат. Он сказал, что Фош и Френч находятся в наилучших отношениях и между ними царит взаимопонимание. Во второй половине дня я, подчиняясь приказу, отправился с визитом к Сесиль Мюрат, у которой я застал мадам де Шевинье. Дочь Сесиль только что родила второго ребенка — сына. Его отца, который сражался в рядах британской армии, убили несколько недель назад. Один ее сын служит переводчиком при генерале Гендерсоне. Она рассказала, что одного французского пехотного капитана судил военный трибунал за братание с немецким офицером, и его расстреляли! Неужели это правда? Она, как и все, кто рассуждает об особенностях британских военных, резко осуждала то, что офицеры держат охотничьих собак и относятся к войне недостаточно серьезно; многие из них считают войну своего рода спортом. Я мягко предположил, что, воюя в рядах добровольческой армии, нужно как-то отвлекаться. И все же я не могу по-настоящему защищать охоту на лис и зайцев в нынешних условиях. Во времена Веллингтона все было по-другому. Армии уходили на зимние квартиры; тогда страны не вели борьбу не на жизнь, а на смерть.
Здесь зреет замысел, который отстаивает Клемантель, докладчик Финансовой комиссии Национального собрания. В соответствии с ним необходимо открыть заем примерно на 800 миллионов фунтов, под гарантии Великобритании и Франции, для Англии, Франции и всех, кто воюет на их стороне, а после войны образовать своего рода Zollverein
[112]. Я сказал своему информанту, что это означает удешевление долга другим воюющим сторонам за счет Великобритании, или повышение процентной ставки для британских налогоплательщиков в их пользу. Так было, когда великие державы настояли на присоединении к Англии к «египетскому займу»: после такого шага проценты по займу стали выше, чем если бы мы выступили единственными гарантами, что и предлагалось вначале. Что же касается таможенного союза, со страной свободной торговли, какой является Англия, он будет неосуществим. Тем не менее, чтобы возместить некоторые убытки торговли с Германией после войны, нам придется вернуться к торговому договору с Францией, подобному договору 1860 года: нельзя допустить, чтобы нашей торговле препятствовал конкурирующий французский тариф, созданный промышленниками с такой целью.
Предполагаемого визита Ллойд Джорджа с интересом ожидают финансовые круги, поскольку о нем стало известно. Делькассе уверяет, что он не приедет до конца месяца. Галлиени, крайний радикал, насколько мне известно, интригует с отдельными политиками, стремясь устранить Мильерана, на которого, по словам социалистов, слишком сильное влияние оказывают его военные советники: он очень популярен в армии, и, если он покинет военное министерство, его уход окажет очень плохое действие. Вечером у меня был Мюррей Элибанк; он говорит, что Френчу вредят многие. Китченер интригует, и есть сторонники Френча (френчисты) и Китченера (китченеристы). Если Китченер возьмет командование на себя, будет катастрофа, так как он тут же рассорится с Жоффром, Фошем и всеми французскими генералами.
Завтра к обеду приедут Бруки, а также мадам Ж. де Кастеллан, у которой я сегодня обедал. Нам прислуживала старуха, а двери открывал подросток в штатском. Почти все парижские дома сейчас так же опростились. У мадам де С. нет интересных новостей: она знала об интригах против Мильерана.
12 января 1915 г. Кажется все более вероятным, что Румыния вступит в войну, если Россия продвинется дальше в Трансильванию, Румыния должна вступить в войну, или упустит свой шанс. Если она вступит в войну, правительство уступит общественному мнению, и итальянцы, сами того не ожидая, вступят в войну. Итальянцы отвлекут на себя несколько австрийских армейских корпусов, которые придется перебрасывать с русского и французского фронтов. В таких условиях Австро-Венгрия, скорее всего, развалится на части. Сегодня после обеда у меня состоялся личный разговор с Гаем Бруком
[113]: боюсь, что противостояние Китченера и Френча обостряется. Политика вмешивается в насущные дела. По ирландскому вопросу Асквит и Уинстон Черчилль выступают против Генри Вильсона. По-моему, в правительстве большинство за Френча.
14 января 1915 г. Два дня назад встретил на улице Извольского; он предсказывает в Константинополе революцию против младотурков. Что следует предпринять в таком случае? На мое предложение предоставить враждующие стороны самим себе — пусть перерезают друг другу глотки, он ответил: «Нет! Так не пойдет». Очевидно, он намекал на то, что у России появится возможность вмешаться и сыграть роль спасительницы порядка!
Вчера вечером здесь ужинали: Мюррей Элибанк, один умный уроженец Гватемалы, который служит в компании Каудрея; Гюнцбург и его компаньон, который был преподавателем Сорбонны, а после журналистом в «Деба». Финансисты обсуждали крупный заем примерно в 800 миллионов фунтов; предлагается навсегда освободить заем от налога, чтобы его гарантировали Англия, Франция и Россия. Облигации должны котироваться на всех фондовых биржах и распределяться между всеми странами, которые воюют с Германией и Австрией. Финансисты считают, что заем будет пользоваться гигантским успехом.
Похоже, Италия сдвинулась с места. Сегодня скульптор Уорд ездил в окрестности Компьени; он говорит, что французы отступают оттуда под яростным натиском немцев. За границей распространяют столько лжи, что невозможно понять, что правда, а что вымысел.
16 января 1915 г. Французы потерпели серьезное поражение при Суассоне, в том месте, где мы разбили немцев и перешли Эну; здесь на это событие смотрят всего лишь как на непредвиденное осложнение, которое не влияет на общую ситуацию.
По словам одного газетчика, французы говорят об упадке духа в окопах. Совсем в другом духе настроены журналисты, с которыми я встречался вчера, — Аното, Пишон, Жан Дюпюи, Лотье, Жозеф Рейнах. Все они настроены оптимистично. За столом Пишон и Дюпюи поссорились, и Гроклод ввязался в спор о том, какая война более ожесточенная — нынешняя или война 1870 года. Дюпюи может сравнивать, ведь он достаточно стар и помнит войну 1870 года: он сказал, что и тогда были зверства, поджоги, грабежи и расстрелы. Чтобы обеспечить беспрепятственный проход военных составов, немцы сажали на паровозы заложников. И все же, насколько я помню, они не добивали раненых и не гнали гражданское население, мужчин, женщин и детей, перед наступающими немецкими полками в качестве живого щита.
