Через 52 года после сражения это отношение можно объяснить замечанием Ларошфуко: «Неудачи наших лучших друзей не совсем неприятны для нас», хотя во время войны такое отношение заморских родственников с горечью воспринималось людьми, рисковавшими жизнью и состоянием в борьбе, которую считали священной.
[104]
II
На следующий день после сражения при Булл-Ран конгресс собрался в привычное время и занимался обычными делами. По крайней мере внешне все выглядели спокойно. Палата представителей всего при двух голосах против приняла резолюцию Криттендена, внесенную двумя днями ранее, в которой отражалось общее отношение страны к целям войны. В резолюции говорилось, что война ведется не ради завоевания или покорения, не с целью свергнуть существующие институты южных штатов или ущемить их права, а ради сохранения главенствующей роли конституции и сохранения Союза. Через три дня она была принята сенатом 30 голосами против пяти.
[105]
Конгресс собрался 4 июля и, отвечая на запрос президента изыскать способы сделать войну «краткой и решительной», уполномочил его принять на военную службу 500 000 волонтеров сроком на три года, если не представится возможности более раннего увольнения, и уполномочил министра финансов «взять от имени Соединенных Штатов кредиты» на сумму 250 миллионов долларов. Конгресс не смог воспользоваться своей властью изменить налогообложение столь эффективно, как этого требовала ситуация, но тем не менее кое-что сделал и в этом направлении, увеличив некоторые тарифные пошлины, обложив прямым налогом в 20 миллионов долларов штаты и территории и введя 3 %-ный налог на доходы, превышающие 800 долларов.
Конгресс выказал огромное доверие президенту и во всем пошел навстречу его пожеланиям. Как позже написал один из его членов, во время этой сессии конгресс работал как «гигантская бюджетная комиссия». Сомнения возникли в отношении лишь двух актов с диктаторским оттенком: прокламации о призыве волонтеров на три года и увеличении численности регулярной армии и флота, и приказа главнокомандующему армией генералу Скотту, наделяющего его лично или через заместителя правом приостанавливать, если того требует общественная безопасность, действие привилегии о доставлении арестованного в суд (habeas corpus) в любом месте территории фронта между Филадельфией и Вашингтоном.
[106] Поправка к законопроекту, повышающая денежное содержание рядовых солдат, принятая 6 августа (в последний день сессии), легализовала прокламацию об увеличении армии и флота, но относительно приостановления действия habeas corpus мнения сенаторов разошлись настолько, что они не смогли прийти к единому соглашению. Часть сенаторов полагала, что для этого требуется постановление конгресса, и в этом они опирались на решение председателя Верховного суда Д. Маршалла, мнения судей Д. Стори и Р. Тони и английские прецеденты двух столетий. Другие, соглашаясь с тем, что конституция наделяет таким полномочием исключительно конгресс, тем не менее желали придать законную силу распоряжению президента о приостановлении закона. Были и те, кто вообще не хотел ничего предпринимать: убежденные в том, что президент как главнокомандующий армией и флотом имеет полное право приостанавливать действие habeas corpus, они не желали ставить под сомнение его власть каким-то дополнительным актом.
Вдохновленная поведением президента и конгресса, страна вскоре оправилась от смятения, вызванного поражением при Булл-Ран. Поднялась вторая волна энтузиазма. Мужчины в массовом порядке записывались на трехлетнюю армейскую службу. Макклеллан, с учетом некоторых его успехов в западной Виргинии, 27 июля был назначен командующим войсками, дислоцированными под Вашингтоном, которые он вскоре назвал Потомакской армией.
[107]
Линкольн и Дэвис в равной степени стремились завуалировать истинную причину конфликта: Линкольн не хотел, чтобы пограничные рабовладельческие штаты, северные демократы и консерваторы-республиканцы осознали, что война ведется ради уничтожения рабства; Дэвис, зная приверженность юга к институту рабства, в случае слишком явного подчеркивания этой приверженности мог лишиться шансов на признание Конфедеративных Штатов европейскими государствами, чего страстно желал. Но армии северян по мере своего проникновения на юг вступали в контакт с невольниками – и с ними надо было что-то делать. В какой-то из дней после ратификации в Виргинии (всеобщим голосованием) ордонанса о сецессии на трех чернокожих рабов, которые пришли в форт Монро, предъявил претензии представитель их владельца. Командующий фортом генерал Батлер отказался выдать их на том основании, что они принадлежат гражданину штата, оказавшему сопротивление федеральному правительству и принимавшему участие в сооружении батареи, а стало быть, подлежат конфискации как «военная контрабанда». Использование этого выражения, как признавал позже сам Батлер, не имело ни малейшего юридического основания; тем не менее «техническая неточность», как написал Морз, «не убавила силы этой сентенции, которая отражает здоровый принцип»;
[108] она быстро укоренилась в общественном сознании как принцип правильного отношения. Впрочем, она не помогала решить реальные трудности. «Контрабанда» (или беглые невольники) постоянно обнаруживалась в расположении армий северян, и перед президентом встал серьезный вопрос: как ею распорядиться. Тщательно продумывая свою политику, он направил Батлеру инструкцию, которая должна была служить руководством для него и других командиров: генералу не следует противиться возвращению тех, кто сбежал от своих хозяев в рабовладельческих штатах Союза, но – в согласии с Законом о конфискации имущества мятежников
[109] – он не должен удовлетворять притязания на задействованных в вооруженных силах Конфедерации. Несмотря на ропот аболиционистов и некоторых радикальных республиканцев, значительное большинство жителей Севера приняли такую политику в качестве временной меры, как вдруг в Миссури генерал Фримонт выпустил прокламацию, которая вновь заострила этот вопрос.
[110]
