Если бы Макклеллан демонстрировал скромность, столь примечательную для Линкольна и Гранта, критика была бы умереннее, но он был из тех людей, которым успех кружит голову. Быстрый карьерный рост непомерно раздул его самомнение; вот лишь один пример его неуважения к президенту, о котором он однажды покровительственно написал: «Честный, с благими намерениями».
[140] Вечером 13 ноября президент, секретарь Сьюард и Джон Хэй решили заглянуть к Макклеллану домой. В дверях их встретил слуга, сказавший, что генерал на офицерской свадьбе, но скоро должен вернуться. «Мы вошли, – описывает в дневнике этот инцидент Хэй, – и приблизительно через час вернулся Макклеллан. Не обратив никакого внимания на привратника, который сообщил, что его дожидается президент, он поднялся наверх и прошел мимо комнаты, в которой сидели президент и государственный секретарь. Они подождали около получаса и вновь послали слугу сообщить Макклеллану, что его ждут, в ответ услышав, что генерал уже лег в постель. Я просто излагаю это беспрецедентное проявление наглости эполетов без комментариев, – продолжал Хэй. – Это был первый замеченный мною симптом опасного чувства превосходства среди военной элиты. Вернувшись домой, я заговорил с президентом об этом случае, но он, похоже, не придал ему особого значения, сказав, что в данный момент лучше не заострять внимания на вопросах этикета и личной гордости».
[141] В другой раз, когда генерал не смог прибыть на встречу с президентом, тот сказал: «Ничего страшного. Я готов лично придерживать лошадь Макклеллана, если только он принесет нам успех».
[142]
В декабре Макклеллан заболел брюшным тифом. Президент, Потомакская армия и вся страна ждали его выздоровления.
[143]
Великобритания считала, что «простой факт состояния войны»
[144] между Севером и Югом должен быть признан официально. Дэвис стал выдавать каперские свидетельства; Линкольн объявил блокаду; оба этих акта, допустимых только в состоянии войны, явно показывали, что конфликт может распространиться на океан и коснуться всех морских держав. Как нечто само собой разумеющееся, Великобритания 13 мая выпустила прокламацию о нейтралитете, но этот естественный шаг оказался совершенно неприемлем для Севера, поскольку прокламация по сути признавала Конфедеративные Штаты воюющей державой. Версия правительства Соединенных Штатов, согласно которой южане – мятежники, выступившие против государства, не выдерживала критики, как только эти мятежники в глазах Европы превращались в воюющее государство.
[145] В соответствии с дипломатическими нормами Сьюард и Адамс осудили этот документ. Естественную реакцию Бостона охарактеризовал Мотли. «Прокламация лорда Джона Рассела, – писал он, – согласно которой каперы-южане считаются воюющей державой, с огромным возмущением встречена большинством добропорядочных, любящих Англию людей в этой англофильской части страны».
[146] В других областях Севера, где Англию любили меньше, чувство негодования оказалось не менее острым, и в сумме вся эта волна негодования могла оказать хорошую службу, чтобы удержать Великобританию от того, чтобы в следующем году признать Конфедеративные Штаты. Тем не менее на основании спокойного изучения фактов мы вправе заключить, что Великобритания совершенно оправданно признала за Конфедеративными Штатами права воюющей стороны. Веский аргумент в пользу этого кратко изложен министром иностранных дел, который выпустил эту прокламацию. «Более пяти миллионов свободных людей, – отметил лорд Рассел в частном письме Эдварду Эверетту, – некоторое время находятся в открытом противостоянии президенту и конгрессу Соединенных Штатов. Не в наших правилах считать пять миллионов свободных людей пиратами и вешать на реях их матросов, если они пытаются остановить наших торговцев. И пока у нас нет намерений считать их пиратами и вешать на реях, мы не можем отрицать за ними прав воюющей стороны».
[147]
Наделение Конфедеративных Штатов правами воюющей стороны не выдавало недружелюбных намерений, и по мере поступления из общественных и частных источников в Англии неоднократных заверений на сей счет, а также после надлежащего осознания того, что между признанием воюющей стороной и признанием независимости Конфедеративных Штатов есть существенная разница, раздражение Севера стало идти на убыль. Президент продемонстрировал свое понимание позиции Англии и других европейских стран и убедился, что их симпатии – на стороне его правительства. «Отношение к Соединенным Штатам, – сообщал Адамс из Лондона 31 мая, – в высших кругах улучшается. В широких массах оно никогда и не было каким-то иным, кроме как благоприятным».
[148]
Двойственность положения англичан хорошо выразил премьер-министр Палмерстон: «Нам не нравится рабство, но нам нужен хлопок, и нам очень не нравится ваша пошлина Моррилла».
[149] Журнал Punch выразил симпатию к Северу, но признался,
Что с Югом у нас узы крепче,
Ведь сделаны они из хлопка.
И где бы ситец брали мы,
Когда б негр не трудился?
Однако «Север препятствует торговле», возбуждая «противоречивые чувства». Надо выбирать: «свобода торговли или свобода черных братьев».
[150] Впрочем, как писал тот же Адамс, «наши сородичи в этой стране склонны разделять мнение Вольтера: “Dieu est toujours sur le côté des gros canons”
[151]».
[152]
