Осенью 1856 года я показывал свое шоу в Утике, очень достойном городке в штате Нью-Йорк.
Публика оказала мне душевный прием. Пресса не уставала нахваливать.
В первый день я рассказывал о Зверях и Змеях в своей обычной цветистой манере и с отвращением увидел, как здоровенный парень подошел к клетке, где у меня находилась сцена «Тайной вечери» с восковыми фигурами, схватил Иуду Искариота за ногу, выволок наружу и стал колотить изо всех сил.
«Черт побери, что ты делаешь?!» – воскликнул я.
Он орет: «Зачем ты притащил сюда эту гадость?!» – и снова бьет изо всех сил восковую фигурку по голове.
Я говорю ему: «Ты, грубый осел, это восковая фигурка – изображение фальшивого апостола».
А он мне: «Ты можешь говорить что хочешь, старина, но я скажу тебе так: Иуда Искариот не может оставаться безнаказанным в таком городе, как Утика». С этими словами он опять врезал по голове Иуде. Этот юноша принадлежал к одной из лучших семей в Утике. Я подал на него в суд, и жюри вынесло вердикт, что он виновен в умышленном поджоге 3-й степени.
Линкольн посчитал этот рассказ очень смешным и с огромным удовольствием зачитал его; все члены кабинета, за исключением Стэнтона, хохотали. Затем президент перешел на серьезный тон и рассказал, о чем он думал на протяжении двух месяцев, прошедших с 22 июля. «Армия мятежников изгнана из Мэриленда, – сказал он, – и я намерен исполнить обещание, данное себе и Богу. Я собрал вас, чтобы вы послушали, что я написал. Мне не нужны ваши советы по главному вопросу, это дело решенное». Затем он зачитал Прокламацию об освобождении: «В первый день января в год от Рождества Христова одна тысяча восемьсот шестьдесят третий все лица, содержащиеся как рабы на территории любого штата или определенной части штата, население которого находится в состоянии мятежа против Соединенных Штатов, отныне и навечно объявляются свободными».
[424] Что касается лояльных Союзу рабовладельческих штатов, он вновь заявил о верности своей политике и сказал, что в определенное время будет рекомендовать выплату компенсаций за потерю рабов лояльным гражданам мятежных штатов. Все члены кабинета, за исключением Блэра, одобрили прокламацию в целом. Возражения Блэра касались расходов, а не принципа. Утром 23 сентября указ президента был обнародован.
V
Мнение людей, пришедших к избирательным урнам, оказалось неблагоприятным для президента. На октябрьских и ноябрьских выборах штаты Нью-Йорк, Нью-Джерси, Пенсильвания, Огайо, Индиана, Иллинойс и Висконсин, которые, за исключением Нью-Джерси, раньше отдавали свои голоса Линкольну, теперь проголосовали против него. Демократы заметно увеличили свое представительство в конгрессе и если бы они получили большинство и в других штатах, то смогли бы контролировать следующий состав палаты представителей. От такой катастрофы Линкольна спасли Новая Англия, Мичиган, Айова, Калифорния, Миннесота, Канзас, Орегон и пограничные рабовладельческие штаты. Главной причиной поражения стала Прокламация об освобождении: то, что «война за Союз» превратилась в «войну за негров», ставилось в упрек президенту; напротив, большую популярность приобрел лозунг «Конституция как она есть, и Союз как он был». Сказывались и другие факторы.
[425] Однако главным источником неудовлетворенности стало отсутствие успехов на полях сражений. За воодушевлением после победы при Энтитеме последовало разочарование оттого, что армия Ли сумела уйти обратно за Потомак без потерь. Если бы Макклеллан разбил ее и если бы Бьюэлл одержал знаковую победу в Кентукки, Линкольн наверняка получил бы горячую поддержку избирателей.
Взгляд одного из радикалов, обладавшего замечательным умением формулировать мысли, дает нам представление о характере критики, с которой пришлось бороться Линкольну. «Результат выборов стал самым серьезным и строгим упреком администрации, – написал из армии президенту Карл Шурц. – Она отдала армию, сейчас важную силу в нашей республике, в руки врагов… Какой генерал-республиканец когда-либо имел реальный шанс проявить себя в этой войне? Разве Макклеллан, Бьюэлл, Халлек и их ставленники и фавориты не претендовали, не приобрели и не поглотили все и вся?» Систему следует менять. «Пусть у нас командуют генералы, чье сердце – на войне… Пусть каждый генерал, который не проявляет себя достаточно сильным, чтобы добиться успеха, будет смещен немедленно… Если Вест-Пойнт не способен помочь делу, долой Вест-Пойнт».
[426] Другой радикал оказался более благодушен. «Администрация, – написал Чарлз Элиот Нортон, – не пострадает от реакции (поражения на осенних выборах), если война будет идти удачно».
[427]
Пока Ли отстаивал дело Конфедерации в Виргинии, Брэгг и Кирби Смит своими действиями в Кентукки возмещали потери конфедератов на Западе. Смит, нанеся поражение противостоящим войскам Союза, занял Лексингтон, родину Генри Клея и центр «страны мятлика». «Потеря Лексингтона, – телеграфировал губернатор Индианы Мортон военному министру, – это потеря сердца Кентукки и открытие пути к реке Огайо». Армия Смита действительно угрожала Цинциннати и Луисвиллю, что вызывало большую тревогу. В Цинциннати объявили военное положение, закрыли винные лавки, все дела приостановились, каждый мужчина, способный работать или воевать, получил указание появиться на своем избирательном участке для военной подготовки или работы. Перестала работать конка, по улицам маршировали длинные колонны мужчин. Среди них были и известные в городе люди, священники, судьи, многим из которых было за 45 лет. Газеты, подозреваемые в нелояльности, были закрыты. Тод, губернатор Огайо, поспешил в Цинциннати и призвал на военную службу всех лояльных мужчин из приречных округов. Тем временем один из отрядов Смита расположился в нескольких милях от города. Всех охватила тревога. Рано утром зазвонили колокола, призывая мужчин под ружье; сотни отправились рыть траншеи. Женщин попросили заготавливать корпию и бинты для жертв грядущего сражения. Тревога распространилась по всему штату. Призыв губернатора создать вооруженное ополчение был встречен с энтузиазмом. В город хлынули тысячи человек, вооруженных дробовиками-двустволками и мелкокалиберными винтовками для охоты на белок; последних стали называть «бельчатниками». Но Смит не посчитал себя достаточно сильным, чтобы атаковать Цинциннати; дожидаясь соединения с Брэггом, он, к большому облегчению горожан, отвел этот угрожающего вида отряд.
Брэгг и Бьюэлл наперегонки спешили к Луисвиллю, но конфедерат, у которого путь был короче, пришел первым и расположил свои части между городом и армией Союза. Считается, что если бы он действовал более энергично, то мог бы захватить Луисвилль. Но Брэгг замешкался. Возможно, ошеломленный размахом своих действий, он растерялся. Затем к нему в тыл вышел Бьюэлл. Армии оказались друг против друга, и хотя каждый командующий был готов дать бой на своей позиции, никто не хотел рисковать и атаковать противника «на его территории». Затем последовало длительное маневрирование. Бьюэлл опасался, что поражение приведет к падению Луисвилля; Брэгг опасался серьезных потерь в своей армии. Оба испытывали недостаток припасов. Когда у Брэгга осталось продовольствия на три дня, он открыл Бьюэллу путь и тот быстро двинулся к Луисвиллю. Таким образом, для конфедератов кампания в Кентукки закончилась столь же неудачно, как и кампания в Мэриленде, причем преимущественно по одной и той же причине: жители оккупированных территорий по большей части сочувствовали Союзу. «Мы должны покинуть сады Кентукки с их алчностью, – написал Брэгг. – Любовь к удобствам и страх финансовых потерь – плодородная почва для этого зла».
