Осмелевшая после этих побед толпа принялась беспорядочно бродить по городу, особую ярость проявляя в отношении аболиционистов и чернокожих, за освобождение которых людей забирали воевать. Во вторник беспорядки усилились: в толпы бунтарей затесались воры и бандиты, намеревавшиеся заняться грабежами. Но власти уже предприняли эффективные меры противодействия. В среду было объявлено, что набор в армию приостановлен, после чего многие разошлись по домам. В это же время полки ополчения, направленные в Пенсильванию для обороны от войск Ли, начали прибывать в Нью-Йорк и принимать жесткие меры для подавления бунта. Усилиями Седьмого полка ополчения и других подразделений, прибывших из Пенсильвании, которые действовали совместно с пехотой и кавалерии регулярной армии, к вечеру среды порядок был в целом восстановлен. В четверг были подавлены последние остатки мятежа.
[608]
Но набор был прерван лишь временно. В дальнейшем власти стали применять строгие меры предосторожности. В Нью-Йорк из Потомакской армии были направлены «отборные войска, включая кадровые» – десять тысяч пехоты и три артиллерийские батареи. В боевую готовность была приведена Первая дивизия национальной гвардии штата Нью-Йорк; губернатор призывал и советовал гражданам подчиниться исполнению закона конгресса. 19 августа набор возобновился и продолжался уже совершенно спокойно. Он прошел по всей стране и, хотя в итоге новобранцев оказалось не очень много из-за частых освобождений по закону и большого количества тех, кто откупался от армии деньгами, он стимулировал появление новой волны волонтеров, получавших теперь помимо премий, положенных от государства, различного рода дополнительные выплаты от штатов, округов и городов. Таким образом, установленная квота призыва была практически заполнена.
[609]
Через десять дней после сражения при Геттисберге Ли, как мы уже видели, ушел за Потомак в Виргинию. Мид не спешил его догонять. Он маневрировал, периодически войска вступали в перестрелки и боевое соприкосновение, но до генерального сражения дело не дошло. Линкольн стал разуверяться в напористости генерала. «Я не верю, что Мид атакует Ли, – говорил он, – ничто об этом не свидетельствует. По-моему, у него никогда уже не будет шанса, который он упустил. С тех пор он все только затягивает».
[610] 21 сентября Линкольн откровенничал с Уэллсом: «Все та же старая история Потомакской армии, – сказал он. – Немощность, неэффективность – нежелание делать – защищаем столицу… Ужасна, ужасна эта слабость, это безразличие наших потомакских генералов, имеющих такую армию прекрасных и храбрых солдат».
[611] 16 октября Линкольн дал Миду приказ действовать. «Если генерал Мид, – написал он Халлеку, – сможет теперь атаковать Ли… и сделает это с присущими ему, его офицерам и солдатам мужеством и умением, в случае успеха вся слава достанется ему, а в случае поражения вся вина будет возложена на меня».
[612]
Частная корреспонденция Мида выявляет робость и нерешительность, которые трудно ожидать от человека, известного как «боевой генерал». Он постоянно занимался передислокацией войск, не желая вступать в сражение с Ли, пока не займет благоприятную позицию. Причину этой чрезмерной осторожности, так контрастирующей с его поведением в качестве командующего дивизией и корпусом, критиковавшего главнокомандующего за аналогичный недостаток, можно объяснить различием ответственности начальника и свободы подчиненного; возможно, Мид перестал быть тем, кто выиграл Геттисбергскую кампанию, стресс этих дней истрепал его нервы и пригасил агрессивность. Если вспомнить его замечание, что за те десять дней он прожил тридцать лет жизни, можно принять и такое объяснение. Во всяком случае, в ходе этой кампании им не было сделано ничего для приближения окончания войны.
После сражения при Стоун-Ривер Роузкранс бездействовал почти шесть месяцев, восстанавливая армию, пополняя запасы и укрепляя оборону Мерфрисборо. Правительство призывало его активизироваться и настаивало, что ему следует вытеснить конфедератов из Теннесси и взять Чаттанугу. Вновь повторялась драма Макклеллана. Генерал жаловался на недостаток продовольствия, фуража, нарезных карабинов для конницы и вообще на сильное превосходство противника в кавалерии. В переписке со Стэнтоном и Халлеком он демонстрировал искусство ловкого спорщика. Наконец 24 июня он привел войска в движение и провел блестящую в стратегическом смысле кампанию, которая завершилась важными приобретениями для армии северян. Развивая моральный успех побед при Геттисберге и Виксберге, он обошел армию конфедератов под командованием Брэгга в центре Теннесси, провел свои войска по сильно пересеченной местности и, не имея необходимости вступать в бой, 9 сентября вошел в Чаттанугу, которая, наравне с Виксбергом и Геттисбергом, представляла один из трех наиболее стратегически важных пунктов Южной Конфедерации.
Роузкранс, воодушевленный успехом своей стратегии, полагал, что Брэгг отступает в южном направлении. Стремясь нанести конфедератам решающий удар, он приказал начать преследование; для этого ему нужно было перейти горы по нескольким, расположенным далеко один от другого, перевалам, и он распорядился разделить корпуса и дивизии. Однако у Брэгга не было и малейшего намерения отступать. Напротив, он решил напасть на противника. Его движение поставило Роузкранса в опасное положение и, как он позже писал, «сосредоточение армии стало вопросом жизни и смерти». В течение почти недели он прилагал к этому невероятные усилия, в результате которых 18 сентября армия вновь сосредоточилась, хотя и не без неудач. Недосып, опасение, что Брэгг может разгромить по отдельности его разрозненные части (сейчас некоторые полагают, что у генерала конфедератов была такая возможность), две ночи чрезвычайной тревоги за безопасность одного из его корпусов, – все это вместе лишило присутствия духа командующего армией Союза, который, по мнению его подчиненных, оказался «разбит» еще до того, как вступил в сражение, которое ему собирался навязать генерал конфедератов. Брэгг получил подкрепление в виде частей армии Джонстона, освободившихся после падения Виксберга, корпуса Бакнера из Ноксвилла и корпуса Лонгстрита из армии Северной Виргинии. Численно он уже превосходил оппонента и 19 сентября начал нерешительное наступление.
На следующий день произошло яростное и кровопролитное сражение при Чикамоге, «великое сражение на Западе». Оно могло бы закончиться ничейным исходом или победой армии Союза, поскольку оборонительная позиция и полевые укрепления компенсировали неравенство в живой силе, если бы у Роузкранса хватило самообладания. В его распоряжении была Камберлендская армия – опытные, бесстрашные воины, которые, как показывает история, при надлежащем руководстве были способны творить чудеса, но в данном случае приказы, исходящие от командования, вынуждали их к неоправданным жертвам, что, безусловно, не могло не подорвать боевой дух. Сражение шло с переменным успехом, но выполнение плохо продуманного и неудачного приказа командующего создало брешь в линии фронта, в которую ринулись конфедераты и, приведя в замешательство две дивизии и разгромив две другие, обратили солдат в паническое бегство. Роузкранс оказался в гуще отступающих и, опасаясь, что армия разбита наголову, поспешил в Чаттанугу, до которой было двенадцать-пятнадцать миль, чтобы принять меры для обороны города. Оттуда в пять вечера он отправил донесение Халлеку: «У нас серьезная катастрофа… Противник подавил нас, оттеснил справа, пробил по центру, рассеял войска». Генерал Джордж Г. Томас командовал левым крылом армии; со своими 25 000 он всю вторую половину дня отбивал атаки противника, вдвое превосходившего его в численности, и удерживал свои позиции с такой надежностью, что заслужил прозвание «Чикамогский утес». Позже, по приказу Роузкранса, Томас отступил к Чаттануге, где собирались остатки армии; город к этому времени был укреплен так, что взять его можно было только с помощью планомерной осады; к этому Брэгг немедленно и приступил.
