Тем не менее в данный момент Ли готовился нанести решительный удар. Воодушевленный победами над Грантом и уверенный, что и малыми силами сможет удержать свои позиции против ослабленной Потомакской армии, он направил корпус Эрли вытеснить войска Союза из долины Шенандоа. Эрли успешно осуществил это и тем самым открыл себе путь в Мэриленд и в тыл столицы федералов. 9 июля он подошел к городу Фредерик, нанес поражение противостоящим ему силам северян, и на следующий день, во главе двадцатитысячной группировки ветеранов, упоенный победой и довольный захваченными трофеями, начал быстрое продвижение к самой столице. Вашингтон и его оборонительные линии оказались в этот момент оголены, поскольку боеспособные войска были направлены на усиление армии Гранта и на защите столицы оставались только оправляющиеся от ранений, народное ополчение штата и волонтеры округа Колумбия – в целом 20 400 человек, из которых почти все были необстрелянными или ограниченно годными к военной службе. Утром 11 июля Эрли с пехотой и артиллерией появился на Седьмой улице (северная часть Вашингтона) перед оборонительными городскими сооружениями. Он уже мог видеть купол Капитолия. Коммуникации между Вашингтоном и городами к северу оказались перерезаны, тревога и волнение в столице оказались нешуточными. Предыдущим вечером президент, не думая о собственной безопасности, уехал, как обычно, в свою летнюю резиденцию – Солдатский дом, который находился непосредственно на линии наступления противника. Однако благодаря настойчивости военного министра его вернули обратно. Линкольн не знал, что заместитель военно-морского министра Густав В. Фокс уже распорядился подготовить корабль, чтобы эвакуировать президента из города, если его захват покажется неизбежным. Если бы Эрли воспользовался моментом неразберихи, он мог бы 11 июля войти в Вашингтон, захватить деньги Казначейства, большие запасы одежды, оружия и боеприпасов, уничтожить какое-то количество правительственных зданий и затем благополучно уйти от ветеранов, уже спешивших на защиту города, удержать который ему бы не хватило сил. Тем самым по престижу Союза был бы нанесен сокрушительный удар.
Страна была спасена от захвата столицы ветеранами Шестого корпуса Потомакской армии и Девятнадцатого корпуса из Нового Орлеана. Однако то, что Вашингтон оказался перед лицом грозной опасности и меры по его защите были предприняты так поздно, а Ричмонду в этот момент ничто не угрожало, не делает чести Гранту. На несколько этих дней командующий, похоже, впал в ступор. Частые донесения свидетельствуют о его стараниях, но и показывают, что он не осознавал опасности. В этой ситуации он не проявил себя тем целеустремленным человеком быстрых решений, который командовал при Донелсоне, Виксберге и Чаттануге – скорее он напомнил апатичного и вялого генерала периода Шайло. В то время как корпус Эрли маршировал по долине Шенандоа, он отказывался верить, что эти части покинули Питерсберг. Только 5 июля он признал правду, но и тогда не смог полностью овладеть ситуацией. Ему «не хватает стратегического мышления или изобретательности», – отметил Уэллс.
[650]
Но в результате Грант принял достаточно оперативные действия по спасению столицы, в то время как Эрли из-за медлительности упустил прекрасную возможность. Командир конфедератов, вероятно, решил, что ветераны уже прибыли, поэтому не захватил форт Стивенс, который охранял вход в Вашингтон на Седьмой улице и который он мог взять, просто отдав приказ об этом. В полдень 11 июля две дивизии Шестого корпуса под командованием генерала Райта прибыли из Сити-Пойнт на причал Вашингтона и вскоре после четырех часов заняли позиции у форта Стивенс. Столица была спасена. На следующий день произошла ожесточенная перестрелка, за которой из форта наблюдал сам президент, который, очевидно, не подозревал о наличии у противника снайперов. Только упавший рядом раненый офицер вынудил генерала Райта категорическим тоном попросить президента удалиться в безопасное место. В ночь на 12 июля конфедераты отступили. «Мятежники, – записал Густав В. Фокс, – утащили с собой столько добычи, сколько не поступило через их заблокированные порты с начала войны. Это была попытка силами 20 000 человек сломить Гранта, но он был слишком спокоен и настойчив, чтобы поддаться. Случившееся довольно унизительно, но никак не повлияет на ход кампании, результат которой предрешен».
[651] Но не все настолько верили в Гранта. Уже стало традицией, что после неудач или больших людских потерь в этой кампании, а в данном случае еще и после вторжения конфедератов в Мэриленд и возникшей для Вашингтона опасности, вставал вопрос о смене командующего; но я не обнаружил ни одного свидетельства и не верю, что такая мысль могла прийти в голову президенту. И в самом деле, поставить на место Гранта было некого. Необязательно частично оправдать его ошибки, чтобы прийти к мнению, что Грант, даже с учетом совершенствования полководческих способностей прочих генералов, лучше всего соответствовал должности командующего армиями Соединенных Штатов. Совершенно очевидно, что президент полностью доверял ему. В июле–августе усилилось, как это обычно бывает в период неудач, давление за восстановление Макклеллана в должности командующего, но нет никаких оснований полагать, что Линкольн обдумывал идею замены Гранта на Макклеллана или что такая замена могла бы как-то сыграть на пользу делу Союза.
[652]
18 июля Линкольн на основании акта конгресса от 4 июля 1864 года
[653] выпустил прокламацию, призывая на службу 500 000 добровольцев; решение это было продиктовано в первую очередь большими потерями в живой силе в Глуши, при Спотсильвании и Колд-Харбор. В случае недобора он распорядился после 5 сентября объявить дополнительный призыв.
В течение июля Север пребывал в подавленном настроении. «Кто возродит увядшие надежды, которые расцвели с началом кампании Гранта?» Более всего пали духом те, кто получал наиболее полную информацию.
Резолюция, принятая конгрессом 2 июля, достойна иудеев Ветхого Завета или пуритан периода Гражданской войны в Англии. В ней требовалось от президента «назначить день для смирения и молитвы» и попросить людей «собраться в их обычных местах для богослужения», чтобы они могли «признаться и покаяться во множестве своих грехов, молить Всемогущего о сострадании и прощении, о том, чтобы, если то угодно Его воле, существующий мятеж был как можно скорее подавлен, и молить Его как всевластного владыку мира не губить нас как народ». Президент, «искренне разделяющий… покаянные и благочестивые настроения, выраженные» в этой резолюции, назначил первый четверг августа днем, который «народ Соединенных Штатов должен отмечать как день смирения и молитвы».
