Публика с эпиграмматической краткостью свела пункт о мире в платформе Демократической партии до фразы «решено, что война – это ошибка»;
[673] теперь Фаррагут и Шерман вышибли основание из-под этой платформы.
[674] 9 сентября достоянием общественности стало сообщение Гранта: «Мятежники подметают всех до последнего… выгребают из колыбелей и гробов, чтобы восстановить свои ряды. Помимо потерь, которые они несли в непрестанных боях и перестрелках, теперь они теряют от дезертирства и прочих причин по меньшей мере по одному полку в день. При таком оттоке конец уже близок, если мы останемся верны себе».
Выборы в штатах Вермонт и Мэн в первой половине сентября показали, что недовольство администрацией минимально; они предсказали благоприятный для Линкольна результат в ноябре.
15 сентября Грант нанес визит Шеридану, командующему войсками в долине Шенандоа, и отдал приказ «Вперед!». В течение недели Шеридан одержал две блистательные победы над Эрли. Эти достижения возбудили общественное воображение так же, как победы Джексона Каменная Стена в 1862 году; только теперь пришла очередь северянам восхищаться полководцем, который, соединив натиск и расчетливость, подарил им долгожданные, но неожиданные победы в долине Шенандоа, этом знаменитом кладбище надежд северян, торной дороге для вторжений с Юга. Донесения Шеридана ярче всех предвыборных речей раскрывают историю поражений конфедератов. Когда одерживаются такие победы, сказал один гражданин другому, радостно обмениваясь рукопожатиями, война – не ошибка, а победители в таких сражениях не будут просить о перемирии.
11 октября в Пенсильвании, Огайо и Индиане прошли местные выборы и выборы в конгресс. Штат Огайо высказался за Союз большинством в 54 751 голос. Индиана отдала за губернатора Мортона на 20 883 голоса больше, чем получил его оппонент от Демократической партии. Все три штата способствовали увеличению представительства республиканцев в конгрессе. Эти выборы показали тенденцию общественного мнения, которая почти однозначно обеспечивала победу Линкольна в ноябре. Поток развернулся вспять, и ускорил его течение Шеридан, вызвавший в последние недели агитации перед голосованием огромный энтузиазм своей новой и впечатляющей победой 19 октября. Поэма Томаса Бьюкенена Рида «Шеридан на коне», которую читал Мердок на многих собраниях, не только помогла привлечь голоса, но и оказала сильное впечатление на общественное сознание. «С огромным удовольствием, – телеграфировал Линкольн Шеридану, – хочу передать вам и вашей храброй армии благодарность от страны и мои личные восхищение и признательность за операции этого месяца в долине Шенандоа, в особенности за блестящее достижение 19 октября 1864 года».
[675]
8 ноября состоялись президентские выборы. Поддерживающие Линкольна штаты обеспечили ему 212 голосов выборщиков. Макклеллан получил 21 голос – от Нью-Джерси, Делавэра и Кентукки. Только в одном крупном штате – в Нью-Йорке – велась упорная борьба. Линкольн набрал на 494 567 больше голосов избирателей. Более того, партия Линкольна гарантировала себе две трети мест в палате представителей.
«Делюсь с тобой радостью от выборов, – писал Эмерсон другу. – Редко когда в истории так много зависело от голоса народа. Полагаю даже, что никогда».
[676] На Гранта «произвел сильное впечатление мирный и спокойный характер президентских выборов, это имело огромное значение». Хэй добавляет: «Не было ни бунтов, ни кровопролития. Они подтвердили ценность институтов свободы и нашу способность сохранять их, не впадая в анархию или деспотизм».
[677]
На первых президентских выборах Линкольна народ Севера ясно выразил свое неприятие рабства; если граждане собирались сохранить верность своим высшим чаяниям, они не могли свернуть в сторону, а должны были решительно идти вперед. Несмотря на обременительные налоги, усталость от войны и траур в каждом доме, в день выборов 1864 года они решили довести начатое дело до конца.
XI
Жизнь на Севере во время войны была вполне похожа на жизнь в цивилизованных странах, поддерживающих все контакты с окружающим миром. Бизнес существовал как обычно, школы и колледжи были полны, церкви посещались, мужчины и женщины предавались радостям жизни. Наблюдался прогресс в технических науках и искусстве. Люди стремились к богатству или знаниям, славу можно было снискать не только на военном или политическом поприще. Тем не менее самое важное дело – война – оставляло свой отпечаток на всех личных заботах и на любом образе мыслей. Это было особенно заметно в первые восемнадцать месяцев, когда патриотично настроенные волонтеры опирались на полное сочувствие и энтузиазм родных и близких. «Что за война! Разве она не прекрасна?!» – восклицал Филлипс Брукс в мае 1861 года. Летом 1862 года все стали обращать внимание на превосходные качества наших солдат. «Наша армия, – писал Эйса Грей 2 июля, – в основном состоит из такого материала, который ничто, кроме высокого чувства долга, не могло бы сохранить за год военной жизни». «Наши лучшие молодые люди, – писал Агассис в частном письме 15 августа, – первыми идут в армию. Если в чем и можно упрекнуть это огромное количество солдат, так только в том, что они уносят самый лучший материал, которым обладает страна». «Во всех районах страны исчезли крепкие молодые люди».
[678]
В начале войны и вплоть до осени 1862 года всем было нелегко. «Люди здесь страшно обнищали», – сообщал Филлипс Брукс из Филадельфии.
[679] Нью-йоркская газета Tribune писала о «парализованной промышленности, заглохшей торговле, финансовой напряженности и искореженных железных дорогах».
[680] Люди учились экономить на всем. Кофе и сахар неимоверно выросли в цене. Многие семьи смешивали обжаренные корни одуванчика с настоящим кофе, другие готовили свой утренний напиток из сушеных зерен кукурузы или ржи; некоторые переходили с белого на коричневый сахар. Деликатесы один за другим исчезали со столов, и мало кто стеснялся скромности трапез. Простая одежда оказалась и модной, и приличной. Север по большей части отличался простотой жизни. Оперы исполнялись от случая к случаю, театров было мало, и развлечения принимали характер, приспособленный к обычной жизни. Во время войны публичная лекция, концерт, церковные собрания с шарадами стали редчайшими событиями; юноши и девушки собирались, чтобы щипать корпию для раненых, изредка наносили визиты в ближайший военный лагерь, чтобы посмотреть на парад добровольцев – это служило какому-то отвлечению от всепоглощающих забот и тревог. К беспокойству за страну прибавлялись и личные горести. «Во многих наших жилищах, – писала Гарриет Бичер-Стоу, – пропал свет жизни».
