Владельцы крупных поместий – это могли быть лорды, но теперь также и богатые представители «среднего класса» – нанимали изобретательных адвокатов, чтобы те изучали погодные записи в доходных книгах и проверяли, все ли сборы и отработки были заменены на денежные выплаты. Перерасчет повинностей в денежный эквивалент происходил без учета инфляции. Платежи не были, как мы бы сейчас сказали, проиндексированы на уровень инфляции. Поэтому землевладельцы были всячески заинтересованы в том, чтобы отыскать повинности, которые были случайно пропущены или неправильно посчитаны. Нетрудно догадаться, что отношения между крестьянами и землевладельцами были крайне напряженными и выматывающими. На глазах господ их земли перешли во владение крестьян, и они пытались компенсировать эти потери, наращивая денежные выплаты, заменившие старые платежи и повинности крепостных. Крестьяне сопротивлялись этому: они скидывались и нанимали адвокатов, чтобы вести тяжбы с бывшими господами.
Когда в 1788 г. король созвал Генеральные штаты, крестьяне решили, что наступает новая жизнь, что их освободят от всех этих ненавистных поборов. Однако установилась непонятная пауза. Они слышали о падении Бастилии, о том, что король уступил Национальному собранию, но ситуация с платежами в пользу их господ никак не менялась. Наверняка зрел какой-то ужасный заговор, думали крестьяне. Цены на хлеб были высокими и продолжали расти, поскольку предыдущий год был неурожайным, а в этом еще не успели ничего собрать. По деревне поползли слухи, что разные злодеи и аристократы пытаются не допустить реформы в деревне. И тогда крестьяне сами принялись бороться со злом, а заодно – нападать на господские замки и требовать от их хозяев или управляющих уничтожить реестровые книги, в которых отмечались их платежи. Если владелец соглашался, они удовлетворялись и уходили, если нет – предавали замок огню.
Парижские революционеры не понимали, что они должны делать с крестьянским восстанием, охватившим деревню. Совсем не этого они ожидали. Раз мы сформулировали базовые права человека и создали новую конституцию, то, конечно, думали они, в свое время мы доберемся и до крестьянских жалоб. Однако ситуация была непростой, ведь в рядах самих революционеров также были люди, владевшие землями и получавшие деньги от крестьян.
Парижские мятежники не хотели, чтобы король направлял свою армию на подавление восстания, что было обычной практикой в таких случаях. Если бы монарх задействовал войско, он мог бы, расправившись с крестьянами, переключиться затем и на самих революционеров. Поэтому лидеры Национального собрания решили, что они должны выполнить требования крестьян. В одну ночь 4 августа 1789 г. депутаты собрания отменили все феодальные повинности. Люди, получавшие с них немалые доходы, один за другим выходили к трибуне и буквально соревновались в осуждении старых порядков и обещаниях провести реформы. Отчасти это была постановочная акция, отчасти – настоящее умопомрачение. И все же они не совсем потеряли голову. Платежи, связанные с личным трудом крестьян, и те, которые основывались на имущественных отношениях, были разграничены. Первые подлежали немедленной и безвозмездной отмене, вторые решено было аннулировать позже и с компенсацией землевладельцам. Однако провести эту границу было довольно проблематично. Крестьяне отказывались вникать в постановления собрания и с того момента просто перестали осуществлять какие бы то ни было платежи. В 1793 г., когда революция приобрела более радикальный характер и была принята новая конституция, все старые платежи и повинности были официально отменены.
Крестьяне стали полноценными собственниками земли, полностью независимыми от своих бывших господ. В XIX в. они превратились в консервативную силу французской политики, выступавшую против радикально настроенных городских рабочих, критиковавших частную собственность и стремившихся перестроить общество на социалистических началах. Отныне французские элиты всегда могли положиться на крестьян, которые позволяли им набрать большинство при голосовании – в противовес рабочим. Крестьяне всеми силами держались за свои маленькие наделы. Это в свою очередь означало, что французское сельское хозяйство так и останется мелкомасштабным и малопроизводительным. Сегодня французские крестьяне получают субсидии Европейского союза. Это позволяет им продавать свою продукцию по более низким ценам и конкурировать с австралийскими – более крупными и более эффективными – хозяйствами. Так что теперь французские крестьяне выколачивают деньги из нас!
В Англии после отмены крепостного права землю перераспределили совсем иначе. Все феодальные платежи и повинности были аннулированы. Крепостной превратился в фермера-арендатора современного типа: он просто платил ренту хозяину за пользование его землей. Между ними заключался договор об аренде – часто на длительный срок, иногда даже на всю жизнь, – однако, когда он истекал, землевладелец имел право прогнать крестьянина с земли и подыскать ему замену. Во Франции крестьянин был более защищен: его нельзя было согнать со своего участка, однако он должен был нести феодальные повинности. Система коммерческих имущественных отношений, напоминающих современное положение дел, привела к невероятному взлету английского сельского хозяйства. Этот взлет получил название сельскохозяйственной революции.
Эта революция основывалась на двух вещах: усовершенствовании земледельческих практик и огораживании земельных владений. Сельскохозяйственное машинное оборудование здесь ни при чем: тракторы и лесозаготовительные машины появились существенно позже.
Начнем с земледельческих практик. Главная проблема, с которой сталкиваются все крестьяне, заключается в том, что регулярная пахота истощает почву. Как можно с этим бороться? Германские пахари, жившие за пределами Римской империи, просто перемещались на новые места, когда их земля приходила в негодность. Такое сельское хозяйство мы называем полупостоянным. В Римской империи земельные участки делились на две части: пока на одной работали, вторая лежала под паром, то есть земля здесь «отдыхала». На ней паслись лошади, волы, овцы и крупный рогатый скот, поедая остатки прошлогоднего урожая и удобряя почву навозом. В конце года «отдохнувшую» землю вспахивали и делали на ней новые посевы, первая же половина оставалась под паром. Эта система, называемая двупольной, сохранялась на юге Европы вплоть до XIX в. В северных же регионах в Средние века получило распространение трехполье: на двух участках делали посевы, третий лежал под паром. Одни злаковые культуры сажали по весне, другие – по осени. Это сильно повышало урожайность, так как в производстве участвовали две трети участка, а не половина.
В Англии XVIII столетия земельные участки делились на четыре части, и на каждом из них постоянно что-то выращивали. Эта система и лежала в основе сельскохозяйственной революции. Но как такое возможно? Ведь если на земле все время что-то выращивать, она истощается. Англичане проявили сообразительность: в четырехпольной системе первые две из высаживаемых культур были зерновыми, а другие две – кормовыми, для животных, например, турнепс или клевер. Дело в том, что разные культуры поглощают из почвы разные вещества! Так англичане сумели избежать истощения почвы от продолжительного выращивания на ней зерновых. Более того, клевер даже восстанавливает землю, поглощая азот из атмосферы и сообщая его почве. Поскольку на «отдыхающих» участках высаживались специальные кормовые культуры для животных, которых раньше просто пускали пастись по истощенной земле, теперь можно было увеличивать и количество скота. Животные лучше питались, быстрее росли, оставляли больше навоза. В конце года кормовое поле становилось зерновым и давало лучший урожай. Объем и качество сельскохозяйственной продукции и скота существенно выросли: такой результат принесла новая четырехпольная система.
