По улице прошло уже три человека, и я внимательно разглядываю их одежду. Я ожидал увидеть яркие вещи сумасшедших расцветок – вроде тех, в которых мама с папой ходили на костюмированную вечеринку 80-х, но люди одеты вполне нормально. (По крайней мере, я не вижу ничего необычного, но я, конечно, не эксперт в моде.) А теперь кто-то идёт по переулку за моей спиной, так что я встаю и оборачиваюсь: это мужчина средних лет с курительной трубкой в зубах – он выглядит довольно забавно.
– Извините, – я обращаюсь к нему. Он останавливается, вынимает трубку изо рта, выдыхая облако дыма, и смотрит на меня:
– Слушаю?
– Не будете ли вы так добры подсказать мне, какое сегодня число? – я спрашиваю так вежливо, будто говорю с директором школы. Мужчина улыбается мне уголком рта:
– Какое число? Тридцатое июля, парень. Понедельник, тридцатое июля. А тебе не жарко в пальто? – черенком трубки он указывает на тёплое пальто, которое на мне ещё с ночи. Его голос с шотландским акцентом кажется мне удивительно знакомым.
– Ясно! А, нет, я в порядке, эм… спасибо. Но я имел в виду год. Какой сейчас год?
Глубоко затянувшись трубкой, он улыбается уже во весь рот:
– Год? А, ты меня, наверное, разыгрываешь. Ты поспорил с друзьями, что задашь мне глупый вопрос? – он оглядывается в поисках моих сообщников.
– Нет, честно! Я… я забыл, – запинаясь, говорю я.
Он качает головой и отходит, сунув трубку обратно в рот. Делает несколько шагов, потом оборачивается и бросает через плечо:
– Тысяча девятьсот восемьдесят четвёртый, приятель, тысяча девятьсот восемьдесят четвёртый.
Я наблюдаю, как он идёт по улице и сворачивает к дому старого мистера Фрейзера – однажды он посадит перед ним араукарию.
Значит, всё получилось. Она работает.
Машина времени моего папы работает!
И тут я смотрю на часы, и…
Вообще-то я не паникёр, но сейчас, забыв, что меня могут заметить, перебегаю улицу и пулей влетаю в гараж. Я уже на десять минут опаздываю к таксисту. Если я застряну в Кальверкоте посреди ночи и не смогу добраться до дома, то со мной будет покончено раз и навсегда. В том случае, если я вообще смогу вернуться в своё время – но я повторяю про себя, что смогу, смогу, смогу, ведь папина машина времени не подведёт.
Малыша Стоуки и его мамы нигде не видно, и я в секунду спускаюсь вниз за стальную дверь.
Я уже стою в жестяном тазу и готовлюсь нажать «ввод», когда мне в голову приходит идея. Я выуживаю из кармана ключи, нахожу на брелоке флешку и вставляю её в ноутбук. Затем я перетаскиваю папку «Ал» на иконку флешки: открывается окошко копирования – через несколько минут все восемь гигабайтов файлов будут скопированы и сохранены на флешке.
Полоска загрузки медленно движется: осталось четыре минуты. Мои кулаки так сильно сжаты от напряжения, что мне даже больно – лучше засунуть руки в карманы. В кармане я нащупываю плотный пакет для сэндвичей. Я собирался набрать в него земли для заклинания Карли. Конечно, подошла бы любая земля – Карли всё равно не узнает, но я считаю своим долгом сделать это как следует. Я вспоминаю о том, что «точность – это самое важное», да и лучше занять себя, чем нервничать впустую. Я опять выбираюсь из подвала в гараж, а из гаража – на дорожку и там зачерпываю горсть земли.
Через минуту я снова в бункере: сажусь в таз и нажимаю «ввод».
* * *
К счастью, таксист ещё не уехал: он громко храпит, запрокинув назад голову.
Через несколько минут я устраиваюсь на заднем сиденье и запихиваю пакет с землёй в карман – туда же, где… Я ощупываю карман в поисках Алана Ширера. Внутри у меня всё переворачивается: его там нет.
Думай, думай. Он точно был на месте, когда я разговаривал с мистером Фрейзером: я помню, как он шевелился. И он был на месте, когда я проходил в стальную дверь, набрав землю: я придержал карман, чтобы он не выпал.
Значит, он должен быть в подземном бункере.
Ещё несколько минут я в ужасе молчу.
Наконец я говорю водителю:
– Нам нужно вернуться.
Он смотрит на меня в зеркало заднего вида.
– Ты шутишь, сынок, да?
– Я, гм… я кое-что забыл.
Он останавливается на обочине, не глуша двигатель. Поворачивается ко мне и говорит:
– Это будет стоить тебе ещё десятку.
– Но у меня больше нет денег.
– А как же твоя мама? У неё же будет?
– Нет. Она, ммм… – я судорожно придумываю, что сказать, но ничего не приходит в голову, – у неё тоже нет.
Я понимаю: это провал.
Он трогается с места.
– Извини, сынок. Я не езжу бесплатно. Не знаю, что ты там забыл, но заберёшь в другой раз.
Алану Ширеру придётся подождать.
Дома, прежде чем рухнуть в кровать, я смотрю в Интернете: два дня. Это общее мнение насчёт того, сколько может прожить хомяк без еды и воды. (Доктор А. Боргстрём не одобрил бы, знаю.)
Глава 33
День, когда мой папа умер
Я не буду против, если вы пропустите эту часть. Она очень грустная. Но вы не знали моего папу лично, так что, наверное, не расстроитесь слишком сильно.
Дело в том, что большинство детей в наши дни не так часто сталкиваются со смертью людей – по крайней мере, в реальной жизни. Не поймите меня неправильно: я считаю, что это хорошо, – я правда так думаю. Но когда кто-то умирает, мы к этому не готовы. Взять, например, дедушку Байрона: когда он был ребёнком, почти всех его родственников и знакомых – даже мальчика, с которым они вместе играли, – однажды ночью убили. Их убили только за то, что они были не то мусульманами, не то индуистами, не то ещё кем-то таким. Не то чтобы это было в порядке вещей: в то время в Индии шло что-то вроде войны или «общественных беспорядков», но всё же…
Дедушка дедушки Байрона жил вместе с ним и его семьёй. Он умер внезапно – днём на террасе с чашкой чая в руках, – и обнаружил это дедушка Байрон. Папа дедушки дедушки Байрона водил сына посмотреть, как у тюрьмы их города вешают заключённых. Вы можете себе такое представить?
Мама моей мамы – моя бабушка, которая живёт в Ирландии, – застала Вторую мировую войну: тогда погибло очень много людей. У её мамы, моей прабабушки, было четверо братьев, и лишь один из них прожил дольше двадцати лет. Одного убили немцы, другой умер через два дня после рождения, а третий был рыбаком и утонул в море.
Я выяснил всё это после смерти папы.
Я хочу сказать, что в былые времена люди постоянно умирали и дети рано привыкали к этому.
Звучит страшно, правда? Иногда я не могу заснуть от этих мыслей – раньше такое случалось чаще, а потом я перестал так много об этом думать.
