– Эй, я же извинился, – говорю я и заглядываю ему в лицо через плечо. Оказывается, он вовсе не плачет, а смеётся. Беззвучно, с этим характерным выдохом через нос, но всё-таки смеётся.
– Что смешного? – спрашиваю я и тоже начинаю смеяться.
– Не знаю, – он всё ещё фыркает от смеха. – Ты. Я. Мы? В схватке на песке? – это и правда смешно.
Мне кажется, мы оба почувствовали облегчение. Пай знает, что я не собирался с ним драться. А я рад, что догнал его и не провалил свой план. Какое-то время мы просто стоим, смотрим друг на друга и смеёмся.
– Пойдём, – говорю я, – давай разберёмся с этой кошкой.
Мы идём по переулку к Честертон-роуд. Чем ближе мы подходим к дому мистера Фрейзера, тем более странно ведёт себя Пай: он прячется за моей спиной и закрывается коробкой.
– Что с тобой? – спрашиваю я.
– Ничего. Это просто… хм… это дом Макки, а я не хочу его видеть, – он показывает в сторону дома номер сорок – моего бывшего дома.
– Это его дом?
Пай кивает. Я помню, как мама отзывалась о людях, у которых они с папой купили дом. Грубые. Злые.
– Его фамилия Макфэдьен?
Пай снова кивает:
– Ты слышал о них?
– Немного.
«Замечательно, – думаю я и вспоминаю тираду Макки о том, как он выстрелил в кошку. – Алан Ширер сидит в ящике подвального бункера – в доме полного психа».
Дом мистера Фрейзера ничем не отличается от остальных, только на стене около входной двери висит глянцевый латунный прямоугольник, на нём выгравировано: «Дункан П. Фрейзер, член Королевской коллегии ветеринарных хирургов».
Он сам подходит к двери и внимательно смотрит на меня:
– Ага, привет, парень. Вижу, ты привёл с собой брата-близнеца! Снова спросишь, какое сегодня число?
Я ловлю на себе растерянный взгляд Пая и вместо ответа открываю коробку. Едва взглянув на кошку, мистер Фрейзер быстро проводит нас через приёмную (бывшая гостиная) – в хирургический кабинет (бывшая задняя комната). При этом он не произносит ни слова.
В операционной безупречно чисто: бело-голубые стены, а вдоль них стоят застеклённые шкафы с книгами, упаковками лекарств и ветеринарным оборудованием. Он просит нас встать сбоку, бережно достаёт кошку из коробки и укладывает её на стол с мраморным верхом в середине комнаты. Потом он наклоняется и принюхивается.
– Жидкость для розжига? – он удивлённо поднимает брови.
Мы с Паем оба пожимаем плечами. Он аккуратно пробегает пальцами по липкой влажной шерсти, раздвигая её в поисках ран, – бедная кошка едва подёргивается.
– Мы нашли её на пляже. И видели, как оттуда убегают взрослые ребята, – говорю я.
Мистер Фрейзер неодобрительно качает головой. Он набирает в шприц лекарство и делает кошке укол. И говорит нам с улыбкой:
– Молодцы, парни. Скажу вам честно: нет гарантии, что эта кошка выживет. Но я сделаю всё, что смогу. Мне нужно удалить эти пули от пневматики, промыть раны, наложить швы и вколоть ей антибиотик. Хотите посмотреть?
– Круто! – это я.
– Не особо, – это Пай. Мне кажется, он чувствует себя виноватым в случившемся. И даже операция по спасению жизни в реальном времени не может его отвлечь.
Поэтому мы ждём в приёмной.
Пай немного притих, и я задаю ему Универсальный Вопрос Вежливых Детей:
– В какую школу ты ходишь? Он улыбается:
– В Среднюю современную школу Кальверкота. Ты, наверное, пойдёшь в Среднюю школу Монкситона, раз ты там живёшь. Или в Королевскую гимназию?
– В Среднюю школу Монкситона, наверное, – говорю я. Звучит вроде нормально.
– У вас там больше компьютеров, чем у нас. Но мы можем пользоваться компьютерами в технической лаборатории – там самые современные. В этом году нам купили новые – целых шесть штук!
– Серьёзно? Шесть компьютеров на всю школу?
– Ну семь – если считать с тем, что в кабинете миссис Спэтроу. Здорово, да? У нас есть «Коммодор»
[34] и ещё два «Синклер Спектрум»
[35] – они крутые, там стоят классные игры. Мистер Меллинг пускает меня в техлабораторию во время ланча: я пробую собрать все машины в сеть, чтобы сделать суперкомпьютер, – он радостно болтает, а я погружаюсь в мысли о том, как мне вернуться в свой мир. И вдруг Пай говорит:
– Боже мой, – напротив нас стеклянная дверца шкафа, и он уставился на наше отражение. – Посмотри. Только посмотри на нас. Это невероятно.
Я вижу, что привело его в такое изумление. Мы словно смотрим на фотографию близнецов. Кожа Пая чуть-чуть темнее, чем у меня, – и это, пожалуй, единственное отличие.
Он вглядывается в отражение и всё бормочет себе под нос: «Вау!»
Я слышу звук приближающихся шагов: дверь открывается, в проёме стоит мистер Фрейзер, и по его лицу не понять, хорошие у него новости или плохие. Приходится ждать, пока он заговорит.
– Она была в очень плохом состоянии, – начинает он. Я уверен: сейчас он скажет нам, что кошка умерла. – Я сделал всё, что мог.
Мы с Паем выжидающе смотрим на него. Наконец на его лице появляется полуулыбка:
– Я не могу этого гарантировать, парни, но думаю, она выживет. Идите посмотрите.
В операционной мистер Фрейзер подводит нас к большой клетке на полу – кошка неподвижно лежит на чистой сложенной простыне. Только по лёгкому колыханию её грудки можно понять, что она дышит. Шерсть местами сбрита, на боку и задней лапе – повязки.
Пай с трудом сглатывает:
– Что… что с ней будет? – спрашивает он.
– А, не волнуйтесь. Я наведу справки. На ней был ошейник, так что вряд ли она бездомная. Осмелюсь предположить, что мне удастся найти её хозяев. Наверняка это кто-то из местных. Они обязательно узнают о вашем добром поступке.
Он провожает нас до двери и говорит:
– И вот что… Я так понимаю, вы не знаете этих взрослых ребят, да? Ведь такое поведение недопустимо, правда?
Мы качаем головами, отвечая на оба вопроса мистера Фрейзера сразу.
Я осознаю, что не сказал ему ни слова с тех пор, как он зашёл в приёмную.
– Спасибо, – наконец говорю я на пороге.
– Нет, парень, – спасибо вам. Вы с братом сделали очень хорошее дело!
Мы идём по дорожке от дома. Я смотрю на Пая и вижу счастливую улыбку на его лице. День был непростой – на секунду мне даже показалось, что Пай сейчас заплачет (да и мой собственный подбородок уже предательски подрагивает). Я поворачиваюсь к нему, чтобы по-дружески обнять: но если человек к такому не готов – а Пай явно не готов, – то братского единения не выйдет. Он настороженно отстраняется от меня. Я помню, дедушка Байрон говорил мне, что раньше мужчины почти не обнимались друг с другом. Да и сам я не так часто обнимаюсь с друзьями – кажется, я об этом уже говорил.
