Она уходит, а я тем временем поднимаю жестяной таз: он не слишком тяжёлый – просто очень громоздкий. Запыхавшаяся Карли уже здесь, и мы вдвоём вытаскиваем таз из бункера и ставим на пол гаража рядом с компьютером.
Мы кладём доски обратно и переносим таз со всем его содержимым к такси. Нам остаётся только дотолкать машину до гаража и поставить её на место.
Вы когда-нибудь пробовали толкать машину в горку? Она весит целую тонну. То есть действительно тонну. Нет, правда, именно столько. На этот раз за рулём сидит Карли: как только она отпускает ручной тормоз, машина катится назад, несмотря на все мои усилия. Я налегаю на неё всем телом, и мне удаётся её остановить, но вперёд она не двигается, как я ни стараюсь.
И в этот момент я вижу, что в окне наверху загорается свет.
Это лишь узкая жёлтая полоска между шторами, и я понимаю, что Карли её не видит. Я сажусь на корточки за машиной и лихорадочно барабаню по заднему стеклу. Всматриваюсь – и у меня замирает сердце: Карли опять воткнула наушники и ничего не слышит. Свет уже включился и внизу – но она всё равно ничего не замечает! Я пробираюсь к пассажирскому сиденью, снова стучу в окно, и тут дверь в дом распахивается: на пороге возникает силуэт Грэма. Карли испуганно смотрит в его сторону, оборачивается и ищет меня взглядом.
Я слышу щелчок центрального замка. Грэм закрыл Карли в машине своим ключом на брелоке! Я немного отползаю от дорожки – за машиной и изгородью меня не видно.
– Белла! – кричит Грэм в дом. – У нас тут воришка! – он идёт к машине, запахивая халат, и заглядывает внутрь. – Ой. Ещё и очень юный к тому же. Что на это скажет полиция, хотел бы я знать. Это ты залезала сегодня в наш подвал, да?
Я занял относительно безопасную позицию и наблюдаю за тем, как разворачивается ситуация. Грэм достаёт мобильный и звонит в полицию:
– Пятнадцать минут? Это довольно долго для срочного вызова… Что ж, нет, опасность никому не угрожает, нет… Я как раз успею одеться…
У меня есть идея, но я не уверен, что справлюсь. Белла стоит у окна спальни наверху, но меня не видит. Не видит меня и Грэм: я проскальзываю за машину, а потом – пока он шаркает в тапочках по дорожке и высматривает, не едет ли полиция, – шмыгаю за его спиной в открытую входную дверь.
Я вырос в этом доме, так что точно знаю, куда идти. Сразу за входной дверью по правую руку будет туалет – там я и прячусь, когда Грэм заходит обратно.
Держу пари, что никто не носит ключи от машины в кармане халата.
К счастью, я слышу, как ключи звякают о столик у двери, а потом шаги Грэма удаляются – он идёт вверх по ковровым ступеням.
– Будут через четверть часа, милая, – говорит он Белле. – Я закрыл эту маленькую негодницу в машине. Ей едва ли больше пятнадцати.
Я выхожу из туалета, беру ключи так тихо, как только возможно, и медленно-медленно открываю входную дверь. Я знаю способ тихо прикрыть эту дверь: нужно только придержать её за ящик для писем.
Я вижу, что Карли застыла в ужасе. Она пристально смотрит на меня. Я почти нажимаю кнопку на брелоке, чтобы выпустить её, но в последний момент спохватываюсь. Машина откроется со звонким «бип». Я поворачиваюсь, вставляю ключ от дома в замочную скважину, запираю дверь, но ключ не вынимаю. И только потом нажимаю кнопку брелока. Машина мигает фарами, и вот оно, короткое «бип» – эхо разносит его по ночной улице.
Карли выскакивает из машины, я уже рядом, и мы вместе убегаем по дорожке. Полуобернувшись – чтобы моего лица не было видно, – я смотрю на Грэма: он яростно стучит в окно спальни. Через несколько секунд он уже колотит по входной двери.
Сейчас он догадается выйти через заднюю дверь в гараж. Но мы уже добежали до такси, я знаком показываю Карли: «Притормози и веди себя спокойно», она всё понимает, и мы садимся в машину.
Мы уже подъезжаем к прибрежной дороге, когда Карли поднимает руку, предлагая мне дать ей пять. Я шлёпаю по её ладони.
Глава 48
К двум тридцати ночи мы поднимаем все вещи в мою комнату. Всё это время мы почти не разговаривали, хотя по выражению лица Карли понятно, что она хочет сказать мне многое.
Проблема в том, что я едва держусь на ногах от усталости. Но её это вряд ли остановит.
– Ал, – начинает Карли, – я не дурочка.
Она с сердитым видом стоит около стола в моей спальне. Что я тут могу ответить? Я просто пожимаю плечами, подразумевая: «Я такого и не говорил».
– Ты вообще собираешься рассказать мне, что всё это значит? Взлом и проникновение, кража…
– Это не кража. Эти вещи принадлежали моему папе.
– По твоим словам. Ты запер этого типа в его же доме – наверняка это тоже незаконно. Во что ты ввязался, Ал? И не надо снова выдумывать, что ты хотел выйти на связь со своим умершим папой – как я уже сказала, я не дурочка, – она смотрит на меня убийственным взглядом и добавляет: – Я в любой момент могу рассказать обо всём твоей маме.
– Ты не посмеешь.
– Серьёзно? Я не посмею рассказать, как ты впутал меня в ограбление дома? Как ты воспользовался моей духовностью…
(Насколько я могу судить, вся «духовность» Карли сводится к прослушиванию эмо – простите, готической – музыки и просмотру фильмов саги «Сумерки»
[36]. Стоит заметить, мой мир теперь куда интереснее любого фильма.)
– …чтобы, чтобы… цинично обмануть меня, выманить у меня двадцать фунтов и сбежать, когда меня запер в машине какой-то ненормальный?
– Сбежать? Я вернулся вытащить тебя. Я тебя спас !
Она снова повторяет:
– По твоим словам. Тебе ещё придётся как-то объяснять, что всё это украденное оборудование делает в твоей комнате. И я уверена, что Асиф из такси «От А до Я» с радостью поможет нам восстановить истину.
Мы смотрим друг на друга долгие двадцать секунд. Вопросов, конечно, нет: она победила.
– Можно я расскажу тебе утром? Я ужасно устал.
– Нет. Ты расскажешь всё прямо сейчас.
Я вздыхаю:
– Тогда лучше присядь.
Глава 49
Я проспал: когда я спускаюсь, дедушка уже ждёт меня внизу, чтобы отвезти в школу. Мама и Стив ушли на работу, Карли тоже нигде не видно.
(Кажется, мой рассказ о путешествиях во времени не совсем её убедил. И неудивительно. Но она заинтригована – и пока этого достаточно, чтобы купить её молчание. Но скоро придётся представить ей доказательства, иначе мне крышка. И она не в восторге от того, что плакали её двадцать фунтов.)
Дедушка Байрон смотрит на меня и, качая головой, говорит: