И вот она подходит: гром похож на рычание миллиарда злобных собак. А потом раздаётся оглушающий треск, от которого больно ушам. Я использую этот шанс: засовываю фомку между створками ворот и нажимаю. Створки скрипят и расходятся, ворота распахиваются – грохот грома постепенно стихает, но я знаю, что он заглушил все звуки. Не проходит и нескольких секунд, как я, весь дрожа, захожу в гараж. Доски сложены у стены, и я спускаюсь к двери со штурвалом. Почему-то у меня нехорошее предчувствие: что-то тут не так.
Алана Ширера нет в ящике, хотя высота его стенок где-то сантиметров пятнадцать, а значит, хомяку не вылезти. И всё равно я в отчаянии брожу по бункеру и тихо зову его:
– Алан Ширер! Алан? Выходи…
Но его здесь нет. Я с размаху сажусь на офисный стул и едва сдерживаю слёзы: мне ясно, что хомяка взял Макка, и ясно, что Макка может с ним сделать. Искать его бесполезно. Я плачу горькими злыми слезами по своему питомцу, по самому себе, застрявшему в чужом году, по своему папе, который умер слишком рано, и по Паю, чей новый друг – я – вовсе не тот, кем кажется. Начав плакать, я уже не могу остановиться: я вспоминаю взгляд дедушки Байрона с лестницы, когда единственный внук исчезал у него на глазах. И думаю о своей маме, которая сильно, очень сильно волнуется.
И возвращаться в более раннее время тоже нет смысла, потому что случившегося этим не отменишь. Я мог бы попробовать как-то остановить папу, чтобы он не ввязался в игры с пространством-временем; тогда я бы не получил от него письмо и не путешествовал бы на его машине, и не было бы ни кражи мопеда, ни серии взломов. Но всё это уже случилось – где-то на просторах бесконечной вселенной. Это случилось со мной. И где-то в этой бесконечной вселенной мальчик Ал уже пропал – и разбил сердце дедушке Байрону и маме. Он – то есть я – однажды просто исчез.
О чём я вообще думал? Как я мог пойти на такой безумный риск?
Слёзы и рыдания опустошили меня – я падаю на кровать и засыпаю. И в эту ночь мне ничего не снится. Совсем ничего.
Глава 59
Высунув голову из гаража на следующее утро, я могу только сказать, что ещё очень рано. Гроза прошла: на улице тепло и ветрено, небо затянуто белыми облаками.
На Честертон-роуд ни души – только маленький открытый фургончик тихо шуршит по дороге, позвякивая стеклянными бутылками.
Через несколько минут я захожу в школьную лабораторию. У меня колотится сердце – я так сильно нервничаю, что с трудом дышу.
Сегодня первое августа. Тот день, когда папа упадёт с гоночной машинки и переломает зубы, а в носу у него застрянет маленький металлический осколок. Годами этот осколок будет напоминать о себе лишь приступами головной боли, а спустя двадцать семь лет убьёт папу. Я должен это предотвратить, постаравшись не изменить всего остального. Итак. Мой План на Сегодня – спасти жизнь папы и вернуться в своё время с Аланом Ширером, которого ещё предстоит найти. Что ж, я не буду сидеть без дела.
Трясущимися руками я ставлю аккумулятор ноутбука на место и завинчиваю крышку отсека. Я не могу решиться нажать кнопку включения – просто никак не могу. Я обхожу комнату один раз. Второй. Я собираюсь пойти на третий круг, но вместо этого – неожиданно для самого себя – протягиваю руку и жму на кнопку.
Одна секунда. Две секунды.
Вы же слышали, как запускается ноутбук? Проходит пара секунд, а потом…
Тихий писк.
Я снова готов расплакаться – на этот раз от облегчения. Экран мерцает и зажигается. И потом… всё просто… останавливается.
Нет. Пожалуйста, нет.
Стартовая страница открылась, но на ней пусто. Никаких документов, никаких папок. Не слышно шуршания жёсткого диска. На часах 02:13 – наверное, это точное время где-то во вселенной. Индикатор батареи показывает 65 %. Курсора на экране нет. Я отчаянно тру пальцем сенсорную панель, надеясь всё-таки увидеть курсор, и жму на клавиши клавиатуры.
Ничего.
Я роняю голову на руки и застываю на несколько секунд. И опять стучу по клавиатуре, перезагружаю ноутбук, но нет – папка со всеми данными исчезла.
С ощущением полного бессилия я захлопываю крышку ноутбука. Но потом поднимаю её, закусив нижнюю губу. Если это сработает, у меня, возможно, появится шанс.
Я снова смотрю на пустой экран и достаю из кармана брелок с ключами. Нахожу на нём флешку и вставляю её в USB-разъём ноутбука. Пусть ноутбук не считывает информацию с жёсткого диска и не выполняет другие команды, он всё ещё может открыть флешку.
На ней загорается голубой огонёк, и на экране появляется иконка. Без курсора я могу только нажать «ввод» – и всё получается. Документ открывается: страница за страницей цифр и символов – папин код для программы перемещения во времени.
Хорошо. Теперь нужно действовать быстро. Заряд аккумулятора уже уменьшился до шестидесяти трёх процентов, а мне многое нужно успеть. Ноутбук покажет мне только содержимое флешки. Никакие другие данные не загрузятся, и я не знаю, как с этим быть.
Но это может сработать…
Я вставляю провод в розетку и щёлкаю кнопкой, включая шестиэкранный суперкомпьютер Пая, затем разворачиваю к себе ближайший монитор. Он старый: тёмный, с мерцающими зеленоватыми буквами и цифрами, но это моя единственная надежда.
Я смотрю в ноутбук и пролистываю строки текста на экране вверх-вниз клавишами клавиатуры. Теперь мне нужно перенести весь код – каждый его символ и пробел – в старый компьютер.
«Точность – это самое важное». Никогда до этого я не осознавал, насколько прав был дедушка Байрон. Я не могу позволить себе допустить ни единой, даже самой маленькой ошибки.
Через несколько минут я уже вырабатываю метод, как разом переносить по пять символов. Сначала я медленно читаю их с ноутбука вслух:
– Шесть, пять, прямой слеш, пять, два.
А потом снова повторяю их вслух, набирая на компьютере:
– Шесть, пять, прямой слеш, пять, два.
И проверяю, что я только что ввёл. Медленно – но только так я могу быть уверен, что не допустил ошибку.
Но за полчаса я обработал чуть больше половины страницы кода, а заряд батареи снизился до пятидесяти двух процентов. Весь код занимает семь страниц. То есть двадцать процентов от имевшегося заряда батареи против десяти процентов перепечатанного кода – значит, я должен работать вдвое быстрее, что просто невозможно.
Но я всё равно пытаюсь. Я увеличиваю количество символов до шести, семи и потом восьми за раз – я громко проговариваю цифры и запоминаю их, как телефонные номера. Чтобы запоминать быстрее, я кричу и даже пою:
– Четыре, один, двоеточие, слеш! Две шестёрки, шесть, тире!
– «Экс», «Экс», сорок четыре, равно, скобка, три, пять!
Я жадно пью воду из-под крана в лаборатории и продолжаю: бью по клавишам так, что у меня уже болят пальцы, во весь голос кричу цифры и внимательно слежу за зарядом аккумулятора.
