Я сажаю Алана Ширера обратно в коробку и сворачиваю к прибрежной дороге – там можно сесть в автобус до Кальверкота. А потом бегу, отчасти потому, что подходит мой автобус, и отчасти потому, что внезапно понял, куда именно мне нужно попасть.
Глава 73
Уже очень поздно, спустилась тёплая ночь раннего лета, в воздухе стоит слабый солёный запах моря, а я иду по Сэндвью-авеню в Кальверкоте; крошечные домики стали на тридцать лет старше – где-то переоборудован чердак, где-то выросли деревья, – а машины стоят вдоль всей улицы до набережной.
Бамбуковые колокольчики на своём месте, но в штиль они беззвучны. Мопед припаркован на дороге у дома. Я проверяю, остались ли на нём царапины, появившиеся во время моего бегства от полиции. Царапин нет. Конечно, нет. Откуда бы им взяться?
Несколько минут я и смотрю на входную дверь, пытаясь заставить себя нажать кнопку звонка. Ноги привели меня по дорожке к самому дому, а вот рука к звонку не поднимается. Я не знаю, сколько так простоял, но, наверное, долго – и кто-то увидел меня из дома. Сквозь матовое стекло я вижу приближающуюся фигуру, и сердце стучит так громко, что кажется, будто кто-то колотит изнутри по грудной клетке. Дребезжит дверная цепочка, и я уже лучше рассмотрел фигуру за стеклом – и это он, я знаю, но боюсь в это верить. Дверь открывается.
Это он. Дедушка Байрон.
Он немного склоняется вперёд и присматривается. Его губы шевелятся, но он не может произнести ни звука, кроме хриплого: «П… П…» А я думаю, сколько можно таращиться друг на друга, и переступаю порог, и заключаю его в объятия, и вдыхаю его запах (не тот, которого ожидал, но всё же его). И какое же облегчение я испытываю, когда чувствую, что он тоже обнимает меня! Так проходит несколько секунд; к нему возвращается голос, и он повторяет в воздух над моей головой, пока мы обнимаемся:
– Пай. Пай. Пай. Как это можешь быть ты? О, мой мальчик, мой Пай. Но как?
Вот это да. Такого я не ожидал.
И вот мы стоим в дверях: он обнимает меня всё крепче и произносит снова и снова: «Как?» и «Пай?» Я ненавижу себя за это, но мне становится не по себе. Я знаю, что придётся многое ему объяснить – и что бы я ни сказал, он будет разочарован только потому, что я не Пай. Я высвобождаюсь из его объятий и стою прямо перед ним, а он всё так же пристально на меня смотрит.
Нет хорошего способа преподнести ему правду, и потому я просто говорю:
– Мне очень жаль. Я не Пай.
Повисает долгая пауза, пока дедушка Байрон внимательно изучает меня. Его взгляд скачет с волос на уши, потом на рот, затем на руки, и я мягко добавляю:
– Как бы я мог им быть?
Дедушка Байрон с усилием моргает. Может быть, он скрывает слёзы – я не знаю. Тогда я говорю:
– Я Ал. Ал Сингх? Ты помнишь?
Глаза дедушки двигаются вверх, налево и снова на меня. Он качает головой.
– Давай же, – ободряюще говорю я. – Ты же помнишь всё! В магазине с парнем-сикхом, они ещё думали, что я Пай и… – он всё ещё в замешательстве. – Я приходил сюда, в этот дом. В тот день, когда Пай… – и он заканчивает фразу за меня:
– В тот день, когда Пай утонул. Ты приходил к нам. Потом ты был в магазине. С Бару и… и другим парнем, его сыном, – память возвращается к нему, и дедушка медленно кивает. Он кладёт мне руку на плечо и ведёт в дом, закрывая за собой дверь.
– Пойдём, приятель, – говорит он мне.
Но в его голосе нет лёгкости. Я словно высосал из него всю энергию. С тяжёлым чувством я очень медленно иду за ним.
Глава 74
Ладно, задумайтесь на секунду. С чего бы вы начали рассказывать дедушке Байрону о том, что произошло?
Не знаете. Вот и я не знаю. Первое, что я говорю, садясь за кухонный стол, это: «Есть чем перекусить?» Дедушка наливает мне стакан молока – я выпиваю его залпом, пока он подогревает в микроволновке алу чаат
[58], а потом я ем, ем и ем ещё. Я достаю Алана Ширера из рюкзака – и на озадаченном лице дедушки Байрона, пусть и ненадолго, появляется улыбка. Он даёт Алану Ширеру бразильский орех и воду в блюдце и, кажется, немного расслабляется. Это хорошо: хомяк отвлёк его от меня, и напряжение, которое я чувствовал с порога, постепенно спадает. Дедушка придвигает к столу табуретку и сидит напротив, пока мы с хомяком едим.
Я не могу разговаривать с полным ртом, поэтому пока осматриваюсь и с удивлением отмечаю, что дедушка давно не делал уборку. Не то чтобы на кухне грязно – просто беспорядок. В доме у дедушки Байрона всегда было полно вещей, но он обладал удивительной способностью содержать всё в чистоте и порядке. Наверное, он был просто занят или что-то в этом роде. И я замечаю ещё кое-что: его длинная коса исчезла.
У меня появляется неприятное предчувствие, и диалог, который происходит между нами потом, его только усиливает. Дожевав острую картошку, я говорю:
– Дедушка Байрон, можно спросить…
– Как ты меня назвал? Дедушка Байрон?
– О. Да. Я скоро объясню, – это смутило меня, как вы можете догадаться, но я не отступаю: – Как называется столица, ну, например… Гренландии?
Дедушка Байрон смотрит на меня, прищурившись:
– Грен… Понятия не имею, сынок. Почему ты спрашиваешь?
И потом мы разговариваем. Я не буду пересказывать вам всё. Беседа длится несколько часов. Попробую описать на примере. Представьте: вам нужно объяснить, что такое книга, тому, кто ничего не знает о чтении – кому-то из древнего туземного племени.
Но могло быть и хуже. Дедушка хотя бы не думает, что я сошёл с ума или пытаюсь его обмануть.
Я говорю и говорю, а он иногда задаёт вопросы и старается следить за ходом истории. Конечно, это непросто, и в любой момент я готов услышать:
– Ладно, приятель. Довольно. Всё это полная нелепица. Или ты говоришь мне правду, или я звоню в полицию. Ты – мальчишка, который явился в мой дом, а я знаю о тебе только то, что ты произошёл от Адама и Евы, и это может вылиться в большие неприятности…
И так далее. Но дедушка не говорит ничего подобного. И вот почему:
Думаю, он мне верит.
Я о многом знаю, например:
1. Бабушка Джули. Я знаю, кто она, как она умерла, и что «Без тебя» в исполнении Нилссона была на первом месте в чартах, когда они поженились.
2. Я знаю, почему дедушка приехал в Англию в шестидесятых, которые не показались ему особо свингующими. Из-за беспорядков в Пенджабе.
3. Больше всего, конечно, я знаю о Пае. Как он выглядел, о чём говорил. Его синяя атласная куртка, его короткий кивок головой…
Когда я говорю о Пае, дедушка Байрон неподвижно сидит, только иногда покачивая головой, он впитывает каждое слово, будто пытается утолить жажду.
