Согласно древнейшему рассказу о том, как был создан мир, вначале не было ничего, кроме водного хаоса, воплощением которого считался бог Нун: «Великий бог, творящий самого себя — он есть вода, он — Нун, отец богов»
[16]
[17]. В более поздней версии первичные воды описываются как нечто враждебное и устрашающее, беспредельное и бесформенное, воплощение потаенности и тьмы. Однако, будучи сами безжизненными, воды Нуна хранили потенциал жизни. Хаотичные, они обладали способностью создавать порядок. Эта вера в сосуществование противоположностей характерна для мышления древних египтян, и в основе ее лежит географическая действительность: контраст между сухой пустыней и плодородной долиной, и сама река, поскольку Нил способен и поддержать жизнь, и уничтожить ее. Этот парадокс заложен в его сезонном режиме.
До сооружения Асуанской плотины в начале XX века, а также Верхней плотины в 1960-е Нил ежегодно являл чудо
[18]. Летние дожди на Эфиопском нагорье приводили к тому, что резко поднимался уровень воды в Голубом Ниле — одном из двух главных притоков, которые, сливаясь, образуют египетскую часть Нила. Излишек в виде мощного потока устремлялся вниз по течению. К началу августа на дальнем юге Египта уже становились заметны признаки разлива: рокот водяного вала и подъем уровня реки. Еще через несколько дней начиналось настоящее наводнение. С неукротимой силой Нил выходил из своих берегов, и его воды затопляли равнину. Объем воды был столь велик, что разлив захватывал целиком всю долину Нила.
Затем вся пахотная земля оказывалась под водой на несколько недель. Но помимо разрушительного буйства разлив приносил и надежду на новую жизнь: воду и плодородный ил, который оседал на полях. Когда разлив спадал, почва, увлажненная и удобренная, была готова к посеву. Именно этому ежегодному явлению Египет был обязан высокой продуктивностью своего земледелия — в тех случаях, когда Нил разливался достаточно, но не слишком сильно. Отклонения в любую сторону — «ниже» или «выше» — могли привести к катастрофе: всходы либо засыхали от недостатка влаги, либо сгнивали от избытка. К счастью, такое случалось редко, и урожаи обычно бывали обильными. Это обеспечивало излишек продуктов, превышающий норму выживания — а значит, и рост населения, и развитие сложной цивилизации.
По сути, география одарила Египет двойным преимуществом: помимо ежегодного чуда разлива даже форма речной долины благоприятствовала земледелию. В поперечном сечении долина Нила слегка выпуклая, уровень земли выше всего у самой реки (за счет накопления остатков прежних паводков), а низины расположены по краям заливного пространства. Благодаря этому долина особенно пригодна как для естественной ирригации водами разлива, так и для искусственной, поскольку вода сама собой скапливается — и долго остается — именно на тех полях, которые лежат далеко от берега реки и, соответственно, скорее пересыхают. Кроме того, длинная и узкая долина подразделяется на несколько природных бассейнов, размеры которых позволяют обрабатывать и засевать их силами местного населения. Этот фактор был особенно важен в период консолидации ранних царств, таких как Тинис, Нубт и Нехен.
Тот факт, что Египет не остался раздробленным на ряд соперничающих центров власти или воюющих между собой городов-государств, как случилось со многими соседними странами, а вместо этого был объединен при Нармере, также можно объяснить влиянием Нила. Река всегда служила транспортной артерией для всей страны. Жизнь в Египте полностью зависит от животворящих вод Нила и ныне — а в древние времена никакое сообщество в Долине не могло выжить на расстоянии нескольких часов ходу от реки. Вынужденная близость населения к Нилу позволяла господствующему классу осуществлять полный экономический и политический контроль над народом без особого труда.
Будучи основным географическим фактором страны, Нил также служил для всех египтян чем-то вроде грандиозной метафоры. Поэтому правители Египта отводили реке и ее ежегодному разливу ключевую роль в государственной идеологии, которую они разработали, чтобы оправдать свое господство в глазах населения. Политическую ценность религиозной доктрины можно отчетливо разглядеть, если мы обратимся к одному из самых ранних мифов о сотворении мира, разработанных в Иуну (греческий Гелиополис). Согласно этому рассказу, океан Нун отступил, открыв земляной холм, точно так же, как суша выступала из-под воды после паводка. Таким образом подчеркивался творящий потенциал, скрытый среди хаоса. «Первозданный холм» стал сценой для акта творения, а бог-демиург возник одновременно с холмом и сидел на нем. Имя его, Атум, означает одновременно и «цельность», и «небытие». В египетском искусстве Атума обычно изображали в двойной царской короне, поскольку он считался творцом не только Вселенной, но и политической системы Древнего Египта. Смысл этого отождествления ясен и однозначен: если Атум был и первым живым существом, и первым царем, тогда упорядоченность творения и порядок политический взаимозависимы и неразделимы. Сопротивление царю или его учреждениям приравнивалось к безбожию.
Несколько иная версия мифа повествует о том, как на возникшем холме вырос тростник, и бог неба в облике сокола слетел на него, поселился на земле и тем самым благословил ее. На всем протяжении истории фараонов каждый храм в Египте служил напоминанием об этом моменте творения: святилища старались располагать на возвышениях — «копиях» первозданного холма; творение как будто постоянно возобновлялось. Далее миф касается основных параметров бытия: разделение людей на мужчин и женщин; создание стихий воздуха и воды; противопоставление земли и неба; и, наконец, явление первой семьи богов, которым, как и водам Нун, породившим их, были свойственны признаки и порядка, и хаоса. Всего, вместе с Атумом и его прямыми потомками, упомянуто девять божеств — это число, три раза по три, в представлении древних египтян было символом исчерпывающей полноты.
