В 1157 году, когда юбилейная эйфория Рамзеса III улеглась, всем стало ясно, что надвигается гроза. Здоровье царя пошатнулось, дела в Египте шли плохо. Экстренные обстоятельства требовали принятия экстренных мер. В тишине укромного дворца одна из второстепенных жен царя, госпожа Тайе, решила взять дела в свои руки. Своими предательскими замыслами она поделилась со смотрителем гарема и его писцом. Ей хотелось устранить законного наследника, будущего Рамзеса IV, и возвести на трон собственного сына, Пентаура. Вскоре в заговор втянулись многие служащие женского дворца и даже сановники, принадлежавшие к ближнему кругу царя. Если учесть, что в их число входили главный казначей и управитель дворца фараона, нетрудно понять, какая серьезная опасность угрожала Рамзесу III и его наследнику.
План заговора был и сложным, и запутанным. Имея в виду конечную цель (убийство Рамзеса III и/или «устранение» назначенного им наследника), зачинщики какими-то посулами привлекли других женщин гарема, и те стали распространять крамолу среди родственников за пределами дворца, чтобы «взволновать народ и возбудить распрю, дабы поднять мятеж против своего господина»
[284]. Одна из женщин написала своему брату, командующему нубийскими войсками, чтобы обеспечить его поддержку: массовый бунт среди военных, в сочетании с беспорядками в сельской местности, несомненно, должен был отвлечь царя и пошатнуть позиции власти.
Более того — заговорщики, стремясь достичь успеха всеми способами, прибегли к колдовству: они изготовляли «магические свитки для препятствования и устрашения» стражей гарема и делали «богов и людей из воска для ослабления людских тел». После долгой и тщательной подготовки все было расставлено по местам. До цареубийства и переворота оставался один шаг.
Однако заговорщики допустили фатальную ошибку. Когда в тайну посвящено много людей, кто-нибудь непременно проболтается. О заговоре стало известно, его участников арестовали. По мере того как раскрывались подробности, становилось ясно, насколько велика была угроза национальной безопасности. Чтобы избежать широкой огласки, неизбежной при открытом судебном процессе, царь (который был и высшей судебной инстанцией) решил учредить особый трибунал. Он назначил двенадцать доверенных лиц, чтобы они расследовали дело и вынесли соответствующий приговор. В состав трибунала вошли представители двора, военных и гражданских служб — им предстояло исполнить функции и судей, и присяжных, и исполнителей. Рамзес III самоустранился, выдав трибуналу необходимые полномочия
[285]: «Да падет всё, что они [заговорщики] натворили, на их же головы!»
[286]
В этих обстоятельствах результат был предсказуем. Процесс прошел в три этапа, тридцать восемь человек предстали перед судом и были признаны виновными. Главарям позволили покончить с собой; некоторых заставили сделать это прямо в зале суда, другим, в том числе принцу Пентауру, даровали сомнительную привилегию совершить то же самое приватно. Но остальных, кого обвинили в измене, ждала смерть другого рода.
Видимо, еще в ходе следствия подозреваемым меняли имена: командующий нубийскими войсками Хемуас («Воздвигшийся в Фивах») стал Бинэмуасом («Мерзость в Фивах»). Мерира (Любимец Ра) превратился в Меседсура («Ра его ненавидит»), а Парахервенемеф («Ра на его правой руке») — в Паракаменефа («Ра ослепил его»). Менее важных участников оставили в живых, но жестоко искалечили — им отрезали носы и уши, чтобы на всю жизнь пометить их как преступников. О судьбе вдохновительницы заговора, царицы Тайе, ничего не известно.
Наконец, чтобы напрочь стереть всякую память о заговоре и о руководивших следствием судьях, против трех из них и двух придворных чинов было возбуждено дело. На основании вымышленных улик их обвинили в связях с заговорщиками. Одного судью сочли невиновным, а двух приговорили к изуродованию — но, весьма кстати для государства, они покончили с собой, не дожидаясь наказания
[287].
Чтобы прочему населению впредь было неповадно, наказали даже тех, кто в заговоре не участвовал, а просто знал и молчал: недонесение приравнивалось к измене.
После того как отчет о следствии был подписан и сдан в архив, власти надеялись, что весь этот болезненный эпизод станет лишь достоянием истории. К сожалению, вышло иначе. Расследование выявило серьезные расхождения между царствующей династией и членами правительства, между различными группировками внутри царской семьи, между светлым оптимизмом тех, кто руководил страной, и глубоким недовольством населения. Более зловещих знамений для будущего как династии Рамзесидов, так и Египта быть не могло.
В 1156 году, всего через несколько месяцев после раскрытия заговора, Рамзес III умер — возможно, из-за последствий покушения или по естественным причинам. Его смерть означала не только кончину последнего великого фараона Египта: она стала символом крушения веры страны в свою великую судьбу. Неписаный договор между правителями и подданными, который поддерживал равновесие египетской цивилизации с незапамятных времен, уже не соблюдался. Скоро и само существование государства будет поставлено под сомнение
[288].
