Добыча камня — прежде всего тяжелый физический труд, поэтому в экспедиции Рамзеса IV квалифицированных работников было немного — всего 4 скульптора и 2 рисовальщика для надзора за работами. Зато стражников под командой заместителя главного начальника было полсотни — чтобы держать массу людей в повиновении и не допускать дезертирства. Работы велись с утра до вечера. Хотя люди трудились не покладая рук, кормили их скудно: запряженные волами повозки доставляли из долины Нила только хлеб и пиво, лишь изредка к пайку добавляли сладкую лепешку или порцию мяса. Цистерны, выбитые в скалах, служили для сбора дождевой воды, однако дожди в Восточной пустыне были редки, даже зимою.
Еще во времена Рамзеса II экспедиции, отправленные за золотом, регулярно теряли половину рабочей силы и вьючных ослов — из-за нехватки воды. Сети I принял меры к уменьшению потерь, приказав вырыть в Восточной пустыне колодцы, но смертность среди работников почти не сократилась. И потому большая памятная надпись в честь экспедиции Рамзеса IV в Вади-Хаммамат завершается драматической статистикой. После упоминания о девяти тысячах участников, вернувшихся живыми, идет приписка, как бы между прочим: «и еще те, кто умер и не включен в данный список — 900 человек». Итог страшноватый: у каждого десятого работника, отбывающего повинность, был шанс никогда не вернуться домой. И такой уровень потерь не считался ни катастрофическим, ни необычным. Жизнь в Древнем Египте была дешева.
По спирали вниз
При всей своей тяжести принудительные работы являлись одной из составляющих общественного договора между египетским народом и правителями. В обмен на ежедневные труды подданных царь гарантировал вечный порядок мироздания, ублажение богов и обеспечение благосостояния Египта. Несмотря на гнет и жалкое прозябание, крестьяне считали такую раскладку справедливой. Но после смерти Рамзеса III его преемники явно пренебрегали своей частью обязательств.
Пережив смуту, последовавшую за кончиной его отца, Рамзес IV надеялся на лучшее будущее: «[Поскольку] Египет пришел к нему, то радостное время настает для Египта»
[292]. Чтобы подчеркнуть свои надежды на славу, он сформулировал свои царские титулы по образцу прославленного предшественника, Рамзеса II, и даже намеревался превзойти долголетием Озимандию. На стеле, установленной в Абджу на четвертый год его правления, Рамзес IV наставляет богов: «Даруйте мне вдвое более длительную жизнь и столь же великое правление, как царю Усермаатра-сетепенра [Рамзесу II], великому богу»
[293].
Помимо долголетия каждому фараону хотелось, чтобы его род продолжался не прерываясь. У Рамзеса IV это желание было особенно острым из-за горького личного опыта. Помня о гаремном заговоре, который едва не лишил его царственности, фараон не оставлял в покое главных божеств Египта, прося — а скорее приказывая: «Передайте мою великую должность моим потомкам; узрите, что все недовольные наносят ущерб вашему величию!»
[294] Если он, Рамзес, будет исполнять свой долг — заботиться об украшении храмов богов и обилии жертвоприношений, то он надеется, что они в ответ внимут его просьбам и обеспечат порядок.
Но боги уже не внимали.
Чтобы отметить свое воцарение, Рамзес IV велел раздать серебро мастерам царских гробниц — это должно было обеспечить их доброе расположение и старание при работе над его погребальным покоем. Он также удвоил число работников — с 60 до 120. И все-таки гробница его получилась и небольшой, и плохо отделанной. Жажда славы, амбициозные проекты — ничто не реализовалось, ни один из начатых при этом царе храмов не было достроен. Экономика Египта разладилась, правительственный аппарат закостенел. Ни у кого не было ни сил, ни, похоже, желания поддерживать на прежнем уровне заботу о храмах, как это было в золотой век Нового царства. И долголетия Рамзесу IV тоже не досталось: он просил у богов 134 года правления; судьба отмерила ему всего шесть (1156–1150).
Если Рамзес IV старался сохранять хотя бы видимость царского всевластия, его преемники перестали притворяться. Все они носили имя Рамзес (столь велика была его слава) — однако никто из них не обладал твердостью, решительностью и лидерскими качествами двух своих знаменитых тезок. Египет, к счастью, больше не подвергался таким массированным вторжениям, как нашествие «народов моря» при Рамзесе III, но его границы отнюдь не были непроницаемы для нападений. На Ближнем Востоке уже не было сверхдержавы, против которой Египту требовалось бы защищать свои интересы так, как от хеттов при Рамзесе II. И все же имперские владения Египта находились под угрозой. А у преемников Рамзеса IV не хватало ни способностей, ни желания уделять должное внимание иностранным делам и вопросам безопасности; их слишком занимало ухудшение внутренней ситуации.
Краткое пятилетнее правление Рамзеса V (1150–1145) показало, насколько низко пала страна. Не успели закончиться торжества по поводу восшествия на трон и коронации фараона, как разразился громкий коррупционный скандал. Выяснилось, что некий Хнумнахт, судоводитель, в течение почти десяти лет присваивал значительные объемы зерна, которое предназначалось для храма бога Хнума в Абу. Хнумнахту было поручено перевозить урожай, собранный в одном из поместий храма в районе Дельты, на сотни миль вверх по реке, в храмовые хранилища на южной границе Египта. На этом долгом пути, пользуясь помощью и содействием местных фермеров, писцов и смотрителей, не без поддержки подкупленного жреца, он забирал себе немалую долю каждой партии: к моменту, когда всё раскрылось, было похищено более пяти тысяч мешков ячменя.
Расследование преступлений Хнумнахта вскоре выявило истинный размах коррупции среди жрецов Абу. Один из них не только воровал инвентарь из храмовой сокровищницы, но даже крал телят, рожденных от священного быка Мервера (Мневиса), считавшегося воплощением бога солнца Ра. Это было не просто воровство — святотатство. За сотни миль от царской резиденции в Пер-Рамзесе, вдали от надзора высших чинов, государственные служащие в отдаленных областях решили, что можно запускать свои руки в государственную казну, не сомневаясь, что их проделки останутся безнаказанными: чего не видят, о том не думают.
Система, так долго служившая фараонам, оказалась парализована; если даже собственные ее администраторы потеряли к ней всякое уважение, это означало уже крайнюю степень падения. Централизованный контроль над всей долиной Нила, которому способствовало наличие надежных и быстрых коммуникаций, был sine qua non
[295] существования египетского государства. Если области начали своевольничать, это не сулило ничего хорошего для национального единства.
Встревоженный таким серьезным ослаблением экономического и политического управления, Рамзес V вознамерился навести хоть какой-то порядок. Фараоны издавна усвоили, что инвентаризация национального достояния — обязательное условие эффективного управления; поэтому Рамзес велел провести ревизию земельных владений в области Среднего Египта протяженностью 95 миль, причем особое внимание уделялось производству зерна и сбору налогов. Итоговый документ представлял собой папирусный свиток длиной 33 фута — несомненно, впечатляющий труд. Однако его царственный инициатор был так же слаб, как и исполнительная администрация, и скончался от оспы раньше, чем полученные сведения удалось использовать. Откровенным признаком слабости власти являлся тот факт, что отмеченная следами оспы мумия фараона целый год оставалась непогребенной, пока для нее наспех готовили скромную гробницу. Ту усыпальницу, которую загодя возводили для Рамзеса V, использовал его преемник. В тяжелые времена каждый заботится о себе сам.
